Красная армия создавалась большевиками вместе с бывшими офицерами царской армии.Эти классовые враги «мирового пролетариата» стали фундаментом для новой армии.

По некоторым оценкам около 200 офицеров царской армии разного ранга служили в РККА в годы гражданской войны.

Среди них наиболее ярко выделялись—Егоров,Бруссилов и Борис Шапошников.

Этими людьми двигали разные мотивы,например среди них были оппортунисты вроде М.Тухачевского которые вступив в РККА,сразу же вступали и в партию большевиков.

Другие вроде Б.Шапошникова принципиально длительное время не вступали в партию большевиков придерживаясь монархических идеалов.

Именно таким был Борис Михайлович Шапошников.Троцкий называл его русским шовинистом,отрицавшем пролетарский интернационализм и идеологию большевизма.

Он три раза становился главой генерального штаба РККА,автором новых концепций боевых действий и автором монументального труда «Мозг армии»

УЧЕБА

Борис Михайлович Шапошников родился в многодетной семье. Отец, Михаил Петрович, служил по частному найму, мать, Пелагея Кузьминична, работала учительницей. При его рождении 20 сентября (2 октября н. ст.) 1882 г. семья жила в Златоусте, затем переехала в Белебей.

Детские и юношеские годы Бориса Михайловича связаны с Уралом, в 1898 г. он начал учиться в промышленном училище Красноуфимска. В конце XIX в. семья переехала в Пермь, где в 1900 г. Б.М. Шапошников заканчивает реальное училище и решает поступить в военное училище.

Выбор военной профессии произошел по соображениям весьма прозаическим – обучение в военном училище бесплатное.

Чтобы не обременять родителей, у которых было двое младших детей – Евгений и Юлия – да четверо уже взрослых от первого брака отца, и решил Борис пойти по армейской линии. В 1900 г. из-за болезни Шапошников пропустил экзамены и не сумел поступить в военное училище.

В 1901 г. юноша добился своего и поступил в Московское пехотное училище (позднее названное Алексеевским), которое окончил в 1903 г. по 1-му разряду.

Обучение в училище было нелегким, но Шапошникова не тяготили ни строгость дисциплины, ни насыщенность каждого дня занятий. Тяга к знаниям, внутренняя собранность помогли ему как-то сразу, без трений, войти в напряженный ритм учебного процесса.

Шапошников писал:

«Предметы, которые нам преподавались,давали не только специальную подготовку для командира взвода, но и способствовали нашему чисто военному и общему развитию».

К тому же училище находилось в Москве, что позволяло повышать интеллектуальный уровень юнкера. Там он приобщился к искусству.

На старшем курсе Б.М. Шапошникова произвели в армейские унтер-офицеры, были учтены его умелые действия на маневрах под Курском в 1902 г. Ему также поручили командование взводом вновь набранного младшего класса.

Так он это описывал:

«Бывало трудно, но я работал самостоятельно, составлял расписание занятий и занимался повседневным воспитанием молодых юнкеров.

Для последующей моей службы это принесло большую пользу. Явившись в роту подпоручиком (по окончании училища), я не был подобен брошенному в воду щенку, не умеющему плавать, а сразу брался за знакомое дело».

Свободного времени у юнкеров оставалось немного, однако и оно не пропадало без пользы. Осуществилось заветное желание Бориса приобщиться к театральному искусству.

Он вспоминал:

«Зимой 1902/03 г. я увлекся театром. Да и как было не увлечься, когда в этот сезон расцветал талант Шаляпина, Собинова и других молодых дарований. Развертывал свою работу и Художественный театр во главе со Станиславским. Хороший оперный состав был в тогдашней частной труппе Солодовникова. Многие из нас были поклонниками Петровой-Званцевой, одной из лучших в России певиц в партии Кармен. Блистала в балете Гельцер... Ученье мое шло по-прежнему отлично, театр не сбавлял мне баллов, а удовольствия я получал много».

Перед самым выпуском из училища Б.М. Шапошников вновь участвовал в маневрах под Звенигородом. На этот раз он командовал взводом, с которым занимался весь учебный год.

ВЫПУСК И СЛУЖБА

Два года учебы остались позади.

На выпускных экзаменах при 12-балльной системе оценок Борис Шапошников набрал 11,78 и оказался лучшим. Его имя было занесено на мраморную доску. Кроме того, он получил привилегию при распределении вакансий и выбрал 1-й Туркестанский стрелковый батальон, стоявший в Ташкенте, куда молодой подпоручик и отправился, проведя полагавшийся отпуск в кругу родных.

В дальнейшем, вспоминая о четырех годах пребывания в Туркестане, он обращал внимание на три детали.

Во-первых, только шесть офицеров батальона были относительно молодыми.

«А посему, – вспоминал Шапошников, – мы ходили в батальоне «на цыпочках», и хотя по закону на офицерских собраниях мы имели право голоса, никогда его не подавали, слушая, что говорят старшие».

Во-вторых, взаимоотношения с фельдфебелями, которые были грозою часто не только для солдат.Пришлось призвать на помощь не только все свои знания – тут и юнкерские чудачества пригодились.

В-третьих, спрашивая с подчиненных, Борис Михайлович никогда и ни в чем не давал послабления самому себе: в 8:30 утра являлся в батальон, находился там до обеденного перерыва и затем в положенные вечерние часы проводил в своей роте предусмотренные занятия, контролировал унтер-офицеров.

Требовательность молодого подпоручика нашла у новобранцев соответствующий отклик и помогла им довольно быстро усвоить солдатские премудрости.

На летних стрельбах в лагере, проводившихся под надзором прибывшего из Петербурга генерала, 3-я рота показала отличный результат. И весь батальон был признан лучшим в Ташкентском гарнизоне.

Уже в первый год офицерской службы Б.М. Шапошникова заметило начальство.

Его на два месяца забирают в штаб округа для подготовки нового мобилизационного расписания, затем направляют в Самарканд в окружную школу инструкторов фехтования, где он одновременно обучается верховой езде и конному строю.

В дальнейшем предлагают место службы в штабе округа, но Борис Михайлович отказывается, так как в мыслях у его была уже Академия Генерального штаба, а для тех, кто не прослужил в строю 3 года, дорога туда была закрыта.

По возвращении из Самарканда в свой батальон Б.М. Шапошников получил повышение – его назначили начальником учебной команды с правами ротного командира.

В 1906 г. его произвели в поручики, а с января 1907 г. Борис Михайлович готовится к поступлению в Академию Генерального штаба.

Пройдя окружные испытания, он отправляется в столицу и сдает вступительные экзамены, набрав 9,82 балла (для поступления достаточно было набрать 8 баллов).

Уже на 1-м курсе он приобрел основательные знания, хорошо сдал переводные экзамены, но главное – «повзрослел» духовно, стал лучше разбираться в людях, по достоинству оценивать их поступки.

И в училище, и в академии на его офицерское становление оказали большое влияние опытные и талантливые преподаватели, среди которых были профессора полковники А.А. Незнамов, В.В. Беляев, Н.А. Данилов и др.

Прежде чем получить соответствующую должность по линии Генерального штаба, необходимо было еще 2 года прослужить командиром роты в войсках, и Шапошников снова едет в Ташкент.

Когда подошло время выбирать новое место службы, уже по линии Генерального штаба, он предпочел перевестись в Западный округ, но не в окружной штаб, а в дивизию. Свободной оказалась должность старшего адъютанта 14-й кавалерийской дивизии, входившей в Варшавский военный округ и

расквартированной в г. Ченстохове.

Туда он и прибыл в конце декабря 1912 г., только что получив очередное звание капитана

Должность старшего адъютанта Генерального штаба – это фактически должность начальника оперативного отделения, в обязанности которого входили оперативные, мобилизационные вопросы и боевая подготовка частей дивизии.

Части 14-й кавалерийской дивизии располагались не только в Ченстохове (полк и конная батарея), но и в других городах и селениях.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

Время было тревожное. На Балканах шли боевые действия. Австро-Венгрия и Германия усиливали пограничные гарнизоны.

Ознакомившись с оперативным планом на случай войны, Б.М. Шапошников увидел, какая трудная задача возлагалась на 14-ю кавалерийскую дивизию. Расположенная непосредственно у границы, она должна была первой отражать нападение противника, прикрывать собой стратегическое развертывание русских армий.

И Борис Михайлович пытался сделать все от него зависящее для укрепления полков и батарей, повышения их подвижности и выучки. Инспектируя подразделения, он проводил занятия с офицерами, побуждал их быть деятельнее, лучше готовить солдат к боям.

Весной 1913 г. была закончена проверка разведывательных эскадронов на 30-вёрстном переходе (32 км), проведены артиллерийские стрельбы. Летом состоялся общедивизионный кавалерийский сбор, затем учения конницы и стрелковой бригады.

Шапошников разрабатывает новый мобилизационный план штаба дивизии, часто ездит в полки и бригады своей дивизии с проверками, налаживает агентурную разведку, остается за начальника штаба и выполняет его обязанности.

С самого начала Первой мировой войны кавалерийская дивизия, укреплению которой Б.М. Шапошников отдал много сил и энергии, вошла в соприкосновение с австро-венгерскими частями и проявила достойную похвалы стойкость.

Сдерживая напор противника, дивизия прикрывала фланг крупной оперативной группировки Юго-Западного фронта. А потом развернулась известная Галицийская битва. Осенью русская армия на этом участке добилась внушительного успеха, и 14-я кавдивизия внесла в неё весомый боевой вклад.

Верный принципу «быть ближе к войскам», капитан Б.М. Шапошников разделял со своими начальниками и подчиненными все трудности большой операции. Штаб находился рядом с передовыми полками.

5 октября 1914 г. в бою под Сохачевом близким разрывом артснаряда капитан был контужен в голову, но не оставил боевой пост. Свыше трех лет Б.М. Шапошников провел на фронтах Первой мировой войны. Благодаря его вкладу дивизия стала одной из лучших на Юго-Западном фронте.

РЕВОЛЮЦИЯ И ВСТУПЛЕНИЕ В КРАСНУЮ АРМИЮ

Февральскую революцию 1917 г. Б.М. Шапошников встретил в звании полковника и в должности начальника штаба казачьей дивизии.

А в сентябре он был назначен командиром 16-го Менгрельского полка, имевшего богатейшую боевую историю. Встретили его в полку настороженно, так как у всех на памяти был Корниловский мятеж, и солдаты с подозрением встречали каждого нового офицера.

Но вскоре всё наладилось. Б.М. Шапошников заботился о нуждах солдат, посещал все заседания полкового комитета. И когда на заседании комитета после Октябрьской революции 1917 г. его спросили о том, как он относится к социалистической революции, он прямо ответил, что признает и готов продолжать службу.

В декабре состоялся съезд Кавказской гренадерской дивизии, в которую входил его полк, где обсуждался вопрос о выборе нового начдива. Таковым выбрали Б.М. Шапошникова.

Многое он успел сделать за месяц, в течение которого командовал дивизией. Были организованы проверка снабжения частей, демобилизация и проводы старших возрастов, укрепилась революционная дисциплина. Но болезнь подломила его.

После двухмесячного пребывания в госпитале Б.М. Шапошников 16 марта 1918 г. был демобилизован, после чего стал судебным чиновником. Свои обязанности исполнял быстро и пунктуально, чем довольны были и судья, и заседатели.

Неудовлетворенный тихой цивильной жизнью, раздумывая о своей дальнейшей судьбе, Борис Михайлович пришел к твердому убеждению, что необходимо вернуться в армию.

Выяснив, что начальником вновь учрежденного Приволжского военного округа назначен Н.В. Пневский, бывший генерал-майор, Б.М. Шапошников написал последнему 23 апреля 1918 г. письмо, в котором были такие строки:

«Как бывший полковник Генерального штаба я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии и как специалист желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле».

Письмо Бориса Михайловича не осталось без ответа.

Добровольное вступление в мае 1918 г. в ряды Красной Армии явилось для Б.М. Шапошникова не только возвращением к привычной профессии, но и началом нового этапа в его жизни. Его назначают в Оперативное управление Высшего военного совета на должность помощника начальника управления.

К осени 1918 г. стало очевидным, что первая организационная форма управления советскими войсками себя изжила. В начале сентября Высший военный совет прекратил существование. Был образован Революционный Военный Совет Республики (PBCР) как высший военный орган. Б.М. Шапошников, переведенный в Полевой штаб РВСР, возглавлял там разведывательное отделение. Поддерживая связь с фронтами, тщательно изучая перехваченные неприятельские документы, он стремился как можно глубже проникнуть в замыслы противника, точнее определить расположение его главных сил и резервов.

Эта кропотливая, незаметная работа находила отражение в указаниях войскам и благотворно сказывалась, когда части Красной Армии противостояли натиску врага или сами шли в наступление.

Несколько месяцев он служил под началом Н.И. Подвойского – сначала в Высшей военной инспекции, затем на Украине: там Николай Ильич занимал пост наркома по военным и морским делам, Б.М. Шапошников был первым помощником начальника его штаба. У него Борис Михайлович учился оценивать обстановку не только с чисто военной, но и с политической стороны.

В августе 1919 г. Б.М. Шапошников возвращается в Полевой штаб РВСР на прежнюю должность. А позже его назначают начальником Оперативного управления Полевого штаба РВС Республики.

В это тяжелое для молодого государства время ему пришлось работать с такими военачальниками, как П.П. Лебедев и Э.М. Склянский, здесь же он познакомился с М.В. Фрунзе.

Итогом службы Б.М. Шапошникова в Красной Армии в годы Гражданской войны было награждение его орденом Красного Знамени в октябре 1921 г.

Б.М. Шапошников, М.В. Фрунзе и М.Н. Тухачевский. 1922 г.

ПОВЫШЕНИЕ ПРОФЕССИОНАЛИЗМА

Шла Гражданская война, но и в это напряженное время Б.М. Шапошников задумывался о будущем, И первым его шагом стало обобщение боевого опыта Красной Армии.

Вспоминал:

«Академия привила мне любовь к военной истории, научила извлекать из нее выводы на будущее.

К истории я вообще всегда тяготел – она была ярким светильником на моем пути. Необходимо было и дальше продолжать изучать этот кладезь мудрости».

Весьма плодотворным в этом отношении оказался первый период службы в Красной Армии. В 1918–1920 гг. Б.М. Шапошников подготовил и опубликовал в журналах, сборниках ряд работ, которые принесли несомненную пользу молодым советским командирам.

После войны Борис Михайлович более четырех лет исполнял должность помощника начальника Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). При этом много сил и знаний он вложил в решение вопроса перевода армии и флота на мирные рельсы.

Затем в его жизни наступил период, когда он занимал высшие командные посты и был непосредственно связан с войсками.

Будучи командующим войсками Ленинградского (1925–1927 гг.), Московского (1927–1928 гг.) военных округов, начальником Штаба РККА (1928–1931 гг.), командующим войсками Приволжского (1931–1932 гг.) военного округа, начальником и военным комиссаром Военной академии имени М.В. Фрунзе (1932–1935 гг.), командующим войсками Ленинградского военного округа (1935–1937 гг.), Б.М. Шапошников стремился к тому, чтобы войсковые части и штабные учреждения, каждый командир и красноармеец в мирное время находились в постоянной боевой готовности, как это требуется на войне.

Он впервые в Красной Армии применил методику проведения учений и манёвров с участием посредников и нейтральной связью, часто бывал в войсках на учебных полях, стрельбищах, полигонах, командирских занятиях и в то же время никогда не проверял полк в отсутствие его командира.

Он был поборником строгой дисциплины, но врагом окрика.

МОЗГ АРМИИ

В середине 20-х г. XX в. Б.М. Шапошников приступил к созданию главной книги своей жизни, которую назвал «Мозг армии».

Этот капитальный военно-научный труд охватывал широкий круг вопросов управления войсками, обосновывал необходимость единого руководящего органа в Красной Армии – Генерального штаба.

Первая книга капитального труда была издана в 1927 г., вторая и третья – в 1929 г. Многие рекомендации, изложенные в этом труде, были реализованы и действуют до настоящего времени.

Иными словами, можно смело сказать, что трехтомный труд «Мозг армии» был очень актуален. Выход его в свет вызвал большой резонанс в печати.

В ней говорилось, что в этом капитальном исследовании «сказались все черты Бориса Михайловича как крупнейшего военного специалиста: пытливый ум, чрезвычайная тщательность в обработке и определении формулировок, четкость перспектив, глубина обобщений».

Одновременно с этим Борис Михайлович разрабатывал военную доктрину страны, участвовал в работе уставных комиссий, решал многие другие вопросы, что выдвинуло его в ряды видных военных теоретиков своего времени.

Идея Б.М. Шапошникова о создании Генерального штаба в Красной Армии имела как сторонников, так и противников.

Различные точки зрения не могли не столкнуться.

Начальник Штаба РККА М.Н. Тухачевский вошел в Реввоенсовет СССР с предложением провести такую реорганизацию, чтобы Штаб РККА мог реально влиять на развитие Вооруженных Сил, являясь единым планирующим и организующим центром. Это предложение, как и ряд прежних, не было принято. Одним из доводов служило опасение, что

«будет один докладчик, который и планирует, и проводит, и инспектирует, следовательно, имеет все критерии в своих руках. В руках же руководства почти ничего: соглашайся и иди на поводу у штаба».

НАЧАЛЬНИК ШТАБА РККА

Подбор кандидата на должность начальника Штаба РККА явился серьезной проблемой. И вовсе не потому, что не хватало опытных военачальников, но не каждый подходил для такого поста.

Руководитель Штаба должен обладать, не говоря уж о глубоких военных знаниях, боевом опыте и остром критическом уме, еще и рядом специфических качеств.

Выбор пал на Бориса Михайловича Шапошникова. Солидная теоретическая подготовка, боевой опыт, практика командования войсками, знание штабной службы и особенностей работы в центре делали его наиболее подходящей кандидатурой.

В мае 1928 г. по предложению И.В. Сталина Реввоенсовет СССР утвердил Б.М. Шапошникова начальником Штаба РККА.

Борис Михайлович вскоре после своего назначения выступил с предложениями о реорганизации центрального аппарата.

Дважды он обращается к наркому по военным и морским делам К.Е. Ворошилову с докладом, в котором просил пересмотреть распределение обязанностей Штаба и Главного управления РККА (ГУ РККА). Б.М. Шапошников писал, что Штаб РККА должен стать ведущим звеном в общей системе военного управления.

Представляя свои проекты, разработанные на основе тщательного изучения положения дел в Вооруженных Силах, он должен получать им подтверждение или отклонение только от Реввоенсовета СССР, а не от тех или иных управлений наркомата.

Штаб РККА должен являться основным планирующим и распорядительным органом в руках Реввоенсовета.

В докладе указывалось, что боевую подготовку войск в мирное время должен организовывать и контролировать также Штаб РККА, ибо именно он будет руководить ими в случае войны.

Недостатки отмечали и в мобилизационной работе, от которой Штаб РККА фактически отстранен, тогда как только он, разрабатывающий планы стратегического развертывания, может оценивать состояние мобилизационного дела и руководить им.

Выход из создавшегося положения виделся Шапошникову на том этапе в передаче Штабу РККА управления войсками из ГУ РККА.

«Мнение начальника Штаба, – писал Борис Михайлович, – должно по тому или иному вопросу выслушиваться обязательно, а управлениями наркомата учитываться как одно из главных».

В январе 1930 г. Реввоенсовет принял постановление о передаче Штабу РККА всей мобилизационной работы.

В дальнейшем централизация продолжалась, пока в 1935 г. вместо Штаба РККА не был создан единый и всеобъемлющий орган руководства жизнью и боевой деятельностью Красной Армии – Генеральный штаб.

Борис Михайлович был одним из тех советских военных деятелей, кто, ясно понимая, что командные кадры составляют ядро армии, заботился об их воспитании и обучении. Делал он это всегда, независимо от того, какую должность занимал – штабную ли, командную.

Но были в его жизни и такие периоды, когда подготовка кадров становилась непосредственной служебной обязанностью.

Принципы обучения и воспитания кадров, которых Б.М. Шапошников придерживался, он настойчиво и последовательно проводил, когда в течение 3,5 лет (1932–1935 гг.) был начальником Военной академии имени М.В. Фрунзе.

Преподавательская и научная деятельность Б.М. Шапошникова получила должную оценку – в июне 1935 г. ему присвоили ученое звание профессора. Высшая аттестационная комиссия, вынося свое решение, отмечала, что он военно-научный работник исключительной эрудиции и больших обобщений, пользующийся известностью не только в СССР, но и за рубежом.

Заслуги Б.М. Шапошникова на этом поприще бесспорны.

Но и ему академия дала многое. В проводившихся теоретических дискуссиях сформировались его взгляды на характер возможных боевых действий Красной Армии, оформились представления о вероятных формах операций, стратегическом взаимодействии фронтов.

Руководство академией явилось для Б.М. Шапошникова важной ступенью к дальнейшей военной деятельности.

СНОВА ВО ГЛАВЕ ГЕНШТАБА

Весной 1937 г. после повторного двухгодичного командования Ленинградским военным округом Б.М. Шапошников был назначен начальником Генерального штаба

А в 1938 г. введен в состав Главного военного совета. Это дало возможность начальнику Генштаба непосредственно влиять на принятие важнейших решений в вопросах обороны страны.

Три года Борис Михайлович пробыл на посту начальника Генерального штаба, и за это время у него появилось много учеников и последователей, которые помогали ему превратить Генеральный штаб в мозг армии.

Результатом огромного труда всего штаба под руководством Б.М. Шапошникова явился доклад руководству страны по вопросам стратегического развертывания РККА на Западном и Восточном театрах военных действий, получивший полное одобрение в 1938 г. на Главном военном совете.

Впоследствии учеников и последователей Б.М. Шапошникова после его ухода по болезни из Генерального штаба Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин называл «школой Шапошникова».

Работников в Генеральный штаб Б.М. Шапошников выбирал из числа отлично окончивших военные академии и зарекомендовавших себя вдумчивыми начальниками в войсках.

Такие сотрудники при относительной малочисленности штата успешно справлялись с нелегкими обязанностями.

Предложения и планы, исходившие в эти годы из Генштаба, отличались реальностью, дальновидностью и всесторонней обоснованностью. Большое влияние оказывал, бесспорно, личный пример Бориса Михайловича.

Его выдержанность и вежливость в отношениях с людьми, независимо от их ранга, дисциплинированность и предельная исполнительность при получении указаний от руководителей – все это воспитывало у сотрудников такое же сознание ответственности за порученное дело.

Слаженная работа Генштаба, возглавляемого Б.М. Шапошниковым, способствовала успешному проведению таких кру пных операций 1938–1940 гг., как разгром японских милитаристов на Халхин-Голе, поход советских войск на Западную Украину и Западную Белоруссию и др.

Напряженная работа Б.М. Шапошникова была высоко оценена. В мае 1940 г. ему присваивается звание Маршала Советского Союза. Но болезнь снова послужила причиной того, что он оставил должность начальника Генерального штаба.

В ГОДЫ ВОЙНЫ

С началом Великой Отечественной войны вновь стал вопрос о начальнике Генерального штаба. К.А. Мерецков и Г.К. Жуков, возглавлявшие Генштаб после Б.М. Шапошникова, были достаточно зрелыми генералами, обладавшими навыками командования крупными войсковыми объединениями.

Однако они не успели приобрести необходимого генштабисту опыта.

Поэтому в конце июля 1941 г. Б.М. Шапошников снова возглавил Генеральный штаб и стал членом Ставки Верховного Главнокомандования.

В это тяжелейшее для страны время, в дни Смоленского сражения, обороны Киева и битвы под Москвой, работая практически без сна и отдыха, 60-летний маршал окончательно подорвал свое здоровье.

В мае 1942 г. он был вынужден обратиться в Государственный Комитет Обороны с просьбой перевести его на менее ответственный участок.

Просьбу удовлетворили, поручив Борису Михайловичу наблюдать за деятельностью военных академий, налаживать сбор материалов для будущей истории войны, организовать разработку новых уставов и наставлений.

Но и в тот короткий срок, который был ему отпущен, он сделал очень много. Это новые Боевой и Полевой уставы, ряд статей, посвященных операциям Красной Армии, руководство изданием трехтомной монографии о битве под Москвой.

Под непосредственным руководством Шапошникова происходила перестройка работы всех крупных штабов. Все операции большого масштаба в начальный период войны разрабатывались при его прямом участии.

Он предупреждал о губительности военной операции под Харьковом и его предупреждений не послушались,что окончилось катастрофой

В июне 1943 г. Борис Михайлович получил новое и, как оказалось, последнее назначение, став начальником Академии Генерального штаба, которая тогда называлась Высшей военной академией имени К.Е. Ворошилова.

Ни на минуту не прекращал он большой организационной и военно-теоретической работы, заботливо воспитывал офицеров и генералов, способных к оперативной работе в штабах и командованию крупными соединениями и объединениями войск.

В короткие сроки академия подготовила не одну сотню высококвалифицированных генштабистов и военачальников, проявивших высокие боевые и моральные качества на фронтах Великой Отечественной войны.

Его самоотверженная деятельность неутомимого воина отмечалась высокими наградами

В феврале 1944 г. Б.М. Шапошников был награжден орденом Суворова 1-й степени, в ноябре – орденом Красного Знамени (вторично), в феврале 1945 г. – третьим орденом Ленина. Ранее он был награжден также двумя орденами Красной Звезды, медалями «XX лет РККА» и «За оборону Москвы».

СМЕРТЬ

Воздавая выдающемуся военачальнику высшую воинскую почесть, Москва простилась с ним 24 артиллерийскими залпами, как бы слившимися с громом решающих наступлений Красной Армии на фронте.

Имя Б.М. Шапошникова присвоено Высшим стрелково-тактическим курсам «Выстрел», Тамбовскому пехотному училищу, улицам в Москве и в г. Златоусте. Похоронен на Красной площади у Кремлёвской стены.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким уникальным человеком был русский патриот Борис Михайлович Шапошников

Жуков против Гальдера [Схватка военных гениев] Рунов Валентин Александрович

Работа Генерального штаба РККА в 1941 году

В 1941 году Генеральный штаб РККА во главе с Г.К. Жуковым свою работу проводил параллельно по нескольким направлениям.

Продолжались мероприятия по укреплению РККА, повышению ее боевой мощи, прежде всего за счет поступления в войска новых образцов вооружения и боевой техники.

Танки. В этом плане большое внимание было обращено на создание крупных формирований танковых войск и оснащение их новой боевой техникой. После проведения февральской конференции ВКП(б) 1941 года дело по созданию крупных танковых соединений пошло быстрее. Начали развертываться новые механизированные корпуса. Для их вооружения в первой половине того же года удалось изготовить 1500 танков новых конструкций. Все они поступили в войска, но из-за отсутствия времени не были в должной мере освоены. Также немалую роль сыграл и человеческий фактор – многие воинские начальники не решались запускать новые образцы танков в интенсивную эксплуатацию без команды свыше, а такой команды не поступало.

Артиллерия. К началу войны руководство артиллерией осуществляло Главное артиллерийское управление Красной Армии, которое возглавлял Маршал Советского Союза Г.И. Кулик. Его заместителем являлся генерал-полковник артиллерии Н.Н. Воронов. 14 июня 1941 года начальником ГАУ был назначен генерал-полковник артиллерии Н.Д. Яковлев. Непосредственно в войсках имелись начальники артиллерии округов, армий, корпусов, дивизий. Войсковая артиллерия подразделялась на полковую, дивизионную и корпусную. Также имелась артиллерия РКГ, которая состояла из пушечных и гаубичных полков, отдельных дивизионов большой мощности и противотанковых артиллерийских бригад. В пушечном артиллерийском полку насчитывалось 48 122-мм пушек и 152-мм гаубиц-пушек, в пушечном полку большой мощности – 24 152-мм пушки. Гаубичный артиллерийский полк имел 48 152-мм гаубиц, а гаубичный полк большой мощности – 24 152-мм гаубицы. На вооружении отдельных дивизионов большой мощности состояло по пять 210-мм пушек, или 280-мм мортир, или 305-мм гаубиц.

Характеристика укомплектованности механизированных корпусов западных приграничных военных округов на 22 июня 1941 года

К июню 1941 года были изготовлены опытные образцы реактивных минометных установок, будущих «катюш». Но их массовое производство еще не было налажено. Также не было специалистов, способных эффективно управлять этим новым оружием.

С противотанковой артиллерией в Красной Армии было большое отставание. Только в апреле 1941 года советское командование приступило к формированию артиллерийских бригад РГК. По штату в каждой бригаде должно было быть 120 противотанковых орудий и 4800 противотанковых мин.

Кавалерия. Несмотря на пристрастие к кавалерии отдельных советских военачальников, ее удельный вес в структуре сухопутных войск к началу войны заметно снизился, и она составляла всего 5 % от их общей численности. Организационно кавалерия состояла из 13 дивизий, восемь из которых входили в состав четырех кавалерийских корпусов. В кавалерийской дивизии имелось четыре кавалерийских и один танковый полк (почти 7,5 тыс. личного состава, 64 танка, 18 бронемашин, 132 орудия и миномета). В случае необходимости кавалерийская дивизия могла вести бой спешенно, как обычное стрелковое соединение.

Инженерные войска. Вопросами инженерного обеспечения занималось Главное инженерное управление, которым до 12 марта 1941 года руководил генерал-майор инженерных войск А.Ф. Хренов, а с 20 марта – генерал-майор инженерных войск Л.З. Котляр. В войсках были развернуты инженерные части, но их техническое обеспечение было очень слабым. В основном расчет делался на лопату, топор и подручные строительные материалы. Вопросами минирования и разминирования местности в мирное время саперы почти не занимались. Начиная с 1940 года практически все инженерные части приграничных военных округов постоянно были задействованы на работах по строительству укрепленных районов на новой границе СССР и боевой подготовкой не занимались.

Связь. Все вопросы стратегической связи и снабжения войск средствами связи возлагались на Управление связи Красной Армии, которое с июля 1940 года возглавлял генерал-майор Н.И. Гапич. К тому времени были разработаны и поступили в войска фронтовые, армейские, корпусные и дивизионные комплекты радиосвязи, но не все они были освоены в достаточной степени. Кроме того, многие командиры не доверяли радиосвязи, а также не умели ею пользоваться с точки зрения обеспечения скрытности управления.

Противовоздушная оборона. Для решения задач противовоздушной обороны в стратегическом масштабе в 1940 году было создано Главное управление войск ПВО страны. Его начальником вначале был генерал-лейтенант Д.Т. Козлов, а с 19 марта 1941 года – генерал-полковник Г.М. Штерн. 14 июня 1941 года на этот пост был назначен генерал-полковник артиллерии Н.Н. Воронов.

Для решения задач ПВО вся территория СССР была разделена на зоны ПВО в соответствии с границами военных округов. Зоны возглавлялись помощниками командующих округами по ПВО. Для решения конкретных задач в подчинении Главного управления войск ПВО страны имелись зенитно-артиллерийские силы, прожекторные, аэростатные части, а также соединения истребительной авиации.

Для решения задач ПВО из состава авиационных соединений военных округов было выделено 39 полков истребительной авиации, которая организационно оставалась в подчинении командующих ВВС округов. В связи с этим помощник командующего военным округом по ПВО, в подчинении которого находились части зенитной артиллерии, все вопросы применения авиации для целей ПВО должен был согласовывать с командующим ВВС.

Войсковая ПВО была оснащена зенитными пушками и пулеметами, но в стрелковых и танковых соединениях этих средств было мало, и на практике они не могли обеспечить надежного прикрытия всего района сосредоточения войск.

Авиация. Авиация была оснащена преимущественно самолетами устаревших конструкций. Новых боевых машин было очень мало. Так, бронированный штурмовик конструкции А.С. Ильюшина Ил-2, созданный в 1939 году, в войска начал поступать только в 1941 году. Истребитель конструкции А.С. Яковлева Як-1, принятый к серийному производству в 1940 году, в войска начал поступать также в 1941 году.

Начальником Главного управления ВВС с апреля 1941 года был генерал-лейтенант П.Ф. Жигарев, который с ноября 1937-го по сентябрь 1938 года командовал группой советских летчиков-«добровольцев» в Китае.

Летно-технические и боевые характеристики советских самолетов

Затем в результате массовых чисток среди высшего командного состава ВВС он сделал быструю карьеру и в декабре 1940 года стал первым заместителем командующего ВВС РККА.

Происходило наращивание общей численности личного состава РККА. На 22 июня под ружьем в составе Вооруженных сил СССР находилось уже 5 млн человек. Из этого количества Сухопутные войска составляли 80,6 %, Военно-Воздушные Силы – 8,6 %, Военно-Морской Флот – 7,3 %, Войска противовоздушной обороны – 3,3 %. Кроме того, были подготовлены многочисленные резервы. В то же время уровень специализации резервистов был не очень высок. Исходили из того, что только в колхозах трудится более 1,4 млн трактористов и водителей автомобилей, которых можно было быстро при необходимости пересадить на боевые машины. По всей стране в системе Осоавиахима готовили пилотов, радистов, парашютистов, пехотинцев-стрелков.

Разведка вероятного противника. Едва вступив в новую должность, Г.К. Жуков вызвал начальника Разведывательного управления генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. Тот прибыл точно в назначенное время и вошел в кабинет начальника Генерального штаба с большой папкой в руках. Хорошо поставленным голосом начал уверенно докладывать…

В последние месяцы перед началом Великой Отечественной войны советская разведка работала достаточно активно. Уже 12 января 1941 года в разведывательной сводке № 2 Управления пограничных войск НКВД УССР сообщалось, что 9 декабря район города Санок посетил главнокомандующий германской сухопутной армией генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич, который произвел смотр войск и укреплений в данном районе. В этой же сводке сообщалось о прибытии в приграничную полосу новых германских частей, строительстве там казарм для личного состава, бетонированных огневых точек, погрузочно-разгрузочных площадок на железной дороге и аэродромов .

Вслед за этим отмечаются частые случаи нарушения германской стороной Государственной границы СССР. Так, начальник пограничных войск НКВД БССР 24 января 1941 года в своем докладе также сообщает о развертывании в Варшаве штаба армии, а на территории пограничных уездов – штаба армейского корпуса, восьми штабов пехотных и одной кавалерийской дивизий, 28 пехотных, семи артиллерийских, трех кавалерийских и одного танкового полков, двух авиационных школ.

Ф. И. Голиков – Начальник Разведывательного управления РККА

Ниже сообщалось: «С момента заключения Конвенции по 1 января 1941 года всего на границе с Германией возникло 187 различных конфликтов и инцидентов… За отчетный период зафиксировано 87 случаев нарушения границы германскими самолетами… Три немецких самолета после перелета через границу были приземлены… которые впоследствии были выпущены в Германию.

Один немецкий самолет 17 марта 1940 года на участке 10-й заставы Августовского пограничного отряда в результате применения оружия был сбит» .

В связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом этой работы Политбюро ЦК ВКП(б) 3 февраля 1941 года принимает специальное Постановление о разделе Наркомата внутренних дел СССР на два наркомата: Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) и Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ). На НКГБ возлагаются задачи по ведению разведывательной работы за границей и борьбе с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок внутри СССР. Ему также поручается вести оперативную разработку и ликвидацию остатков всяких антисоветских партий и контрреволюционных формирований среди различных слоев населения СССР, в системе промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства и пр., а также осуществлять охрану руководителей партии и правительства. Этим же Постановлением было предписано осуществить организацию республиканских, краевых, областных и районных органов НКГБ и НКВД.

8 февраля 1941 года принимается следующее Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о передаче особого отдела из НКВД СССР в ведение Наркомата обороны СССР и Наркомата ВМФ СССР. «Возложить на особые отделы НКО и НКВМФ (Третьи управления) задачи: по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, диверсиями, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Красной Армии и Военно-Морском Флоте; выявление и информирование соответственно народного комиссара обороны и народного комиссара Военно-Морского Флота о всех недочетах и состоянии частей армии и флота и о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих армии и флота».

Этим же документом определялось, что «все назначения оперативного состава Третьих управлений НКО и НКВМФ, начиная с оперуполномоченного полка и соответствующей ему единицы во флоте, производятся приказами народных комиссаров обороны и Военно-Морского Флота». Так в структуре Красной Армии и Военно-Морского Флота возникли мощные карательные органы, обладающие огромными полномочиями и не подотчетные командующим и командирам тех формирований, при которых они действовали. Было определено, что начальник 3-го отдела корпуса подчиняется начальнику 3-го отдела округа (фронта) и командующему войсками округа (фронта), а начальник 3-го отделения дивизии – начальнику 3-го отделения корпуса и командиру корпуса .

7 февраля 1941 года 2-е управление НКГБ СССР сообщило о распространяющихся слухах среди дипломатического корпуса в Москве о готовящемся нападении Германии на СССР. При этом было указано, что целью нападения Германии являются южные районы СССР, богатые хлебом, углем и нефтью.

Около 8 февраля эту же информацию подтвердил агент берлинской резидентуры НКГБ СССР «Корсиканец», а 9 марта 1941 года из Белграда поступило телеграфное донесение от военного атташе в адрес начальника Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии. В нем сообщалось, что «германский Генштаб отказался от атаки английских островов, ближайшей задачей поставлено – захват Украины и Баку, которая должна осуществляться в апреле-мае текущего года, к этому сейчас подготавливаются Венгрия, Румыния и Болгария».

В марте 1941 года из Берлина поступило еще два секретных сообщения от агента по кличке «Корсиканец». В первом сообщалось о подготовке ВВС Германии к военным действиям против СССР.

Во втором в очередной раз подтверждалось о планах Германии в отношении войны против СССР. При этом указывалось, что основной целью агрессора могут стать хлебная Украина и нефтяные районы Баку. Также приводились высказывания начальника Генерального штаба Сухопутных войск Германии генерала Ф. Гальдера о низкой боеспособности Красной Армии. Оба эти сообщения были доложены И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берии.

24 марта 1941 года поступило сообщение берлинской резидентуры НКГБ СССР о подготовке Генерального штаба авиации к военным действиям против СССР. И в этом документе подчеркивается, что «в штаб авиации регулярно поступают фотоснимки советских городов и других объектов, в частности г. Киева.

Среди офицеров штаба авиации существует мнение, что военное выступление против СССР якобы приурочено на конец апреля или начало мая. Эти сроки связывают с намерением немцев сохранить для себя урожай, рассчитывая, что советские войска при отступлении не смогут поджечь еще зеленый хлеб» .

31 марта 1941 года начальник внешней разведки НКГБ СССР сообщал народному комиссару обороны СССР о продвижении германских войск к границе Советского Союза. Говорилось о переброске конкретных соединений и частей германской армии. В частности, он докладывал, что «в приграничных пунктах генерал-губернаторства против Брестской области германскими властями предложено освободить все школы и дополнительно подготовить помещения для прибытия ожидаемых воинских частей немецкой армии».

В начале апреля 1941 года начальник внешней разведки НКГБ СССР сообщил вышестоящему начальству о том, что по его заданию в Берлине агент по кличке «Старшина» встретился с другим агентом по кличке «Корсиканец». При этом «Старшина», ссылаясь на другие источники, сообщил о полной подготовке и разработке плана нападения Германии на Советский Союз. По имевшимся сведениям, «оперативный план армии состоит в молниеносном внезапном ударе на Украину и продвижении на восток. Из Восточной Пруссии одновременно наносится удар на север. Немецкие войска, продвигающиеся в северном направлении, должны соединиться с армией, идущей с юга, этим они отрезают советские войска, находящиеся между этими линиями, замыкая их фланги. Центры остаются без внимания по примеру польской и французской кампаний» .

С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков на учениях (весна 1941 г.)

5 апреля 1941 года Управление пограничных войск НКВД УССР сообщает о строительстве немцами аэродромов и посадочных площадок в приграничных с СССР полосах. Всего с лета 1940 года по май 1941 года на территории Польши было построено и восстановлено 100 аэродромов и 50 посадочных площадок. Непосредственно на территории самой Германии за это время было сооружено 250 аэродромов и 150 посадочных площадок.

10 апреля начальник внешней разведки НКГБ СССР сообщает в Разведывательное управление РККА конкретные данные о концентрации немецких войск на советской границе и переброске туда новых соединений и частей. В это же время о планах германской агрессии против СССР сообщает агент берлинской резидентуры «Юна».

21 апреля 1941 года в ЦК ВКП(б) и НКО СССР поступило очередное сообщение НКВД СССР за подписью народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берия о получении пограничными отрядами НКВД новых разведывательных данных о концентрации немецких войск на советско-германской границе.

В конце апреля 1941 года в Москву из Берлина поступило очередное сообщение от агента, работавшего в Германии под именем «Старшина», следующего содержания:

«Источник, работающий в штабе германской армии, сообщает:

1. По сведениям, полученным от офицера связи между германским министерством иностранных дел и штабом германской авиации Грегора, вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решен окончательно, и начало его следует ожидать со дня на день. Риббентроп, который до сих пор не являлся сторонником выступления против СССР, зная твердую решимость Гитлера в этом вопросе, занял позицию сторонников нападения на СССР.

2. По сведениям, полученным в штабе авиации, в последние дни возросла активность в сотрудничестве между германским и финским Генеральными штабами, выражающаяся в совместной разработке оперативных планов против СССР…

Доклады немецкой авиационной комиссии, посетившей СССР, и военно-воздушного атташе в Москве Ашенбреннера произвели в штабе авиации гнетущее впечатление. Однако рассчитывают на то, что, хотя советская авиация и способна нанести серьезный удар по германской территории, тем не менее германская армия быстро сумеет подавить сопротивление советских войск, достигнув опорных пунктов советской авиации и парализовав их.

3. По сведениям, полученным от Лейбрандта, являющегося референтом по русским делам при внешнеполитическом отделе, подтверждается сообщение Грегора, что вопрос о выступлении против Советского Союза считается решенным» .

В приписке к этому сообщению указано, что оно было доложено И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берии начальником 1-го управления НКГБ СССР Фитиным 30 апреля 1941 года, но резолюций ни одного из названных лиц на документе не содержится.

В этот же день, 30 апреля 1941 года, поступило тревожное сообщение из Варшавы. В нем указывалось: «По агентурным данным, полученным от разных источников, за последние дни установлено, что военные приготовления в Варшаве и на территории генерал-губернаторства проводятся открыто и о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно, как о деле уже решенном. Война якобы должна начаться после окончания весенних полевых работ…

С 10 по 20 апреля германские войска двигались через Варшаву на восток беспрерывно, как в течение ночи, так и днем… По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и частями самолетов. С середины апреля на улицах Варшавы появились в большом количестве грузовики и машины Красного Креста.

Немецкими властями в Варшаве отдано распоряжение привести срочно в порядок все бомбоубежища, затемнить все окна, создать в каждом доме санитарные дружины Красного Креста. Мобилизованы и отобраны для армии все автомашины частных лиц и гражданских учреждений, в том числе и немецких. С начала апреля закрыты все школы и курсы, и помещения их заняты под военные госпитали».

Об этом сообщении также было доложено И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берии.

6 мая 1941 года начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии Ф.И. Голиков сделал специальное сообщение «О группировке немецких войск на востоке и юго-востоке на 5 мая 1941 года». В этом сообщении прямо указывалось по многим пунктам о подготовке Германии к войне против СССР. В выводах говорилось: «За два месяца количество немецких дивизий в приграничной зоне против СССР увеличилось на 37 дивизий (с 70 до 107). Из них число танковых дивизий возросло с 6 до 12 дивизий. С румынской и венгерской армиями это составит около 130 дивизий» .

30 мая 1941 года начальнику Разведывательного управления Генштаба Красной Армии поступило телеграфное донесение из Токио. В нем сообщалось:

«Берлин информирует Отта, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95 % уверен, что война начнется. Косвенные доказательства, которые я вижу к этому, в настоящее время таковы:

Технический департамент германских воздушных сил в моем городе получил указания вскоре возвратиться. Отт потребовал от ВАТ, чтобы он не посылал никаких важных сообщений через СССР. Транспорт каучука через СССР сокращен до минимума.

Причины для германского выступления: существование мощной Красной Армии не дает возможности Германии расширить войну в Африке, потому, что Германия должна держать крупную армию в Восточной Европе. Для того, чтобы ликвидировать полностью всякую опасность со стороны СССР, Красная Армия должна быть отогнана возможно скорее. Так заявил Отт».

Под сообщением стояла подпись: «Рамзай (Зорге)». Но и на этом сообщении резолюция кого-либо из руководителей Советского государства отсутствует.

31 мая 1941 года на стол начальника Генерального штаба РККА Г.К. Жукова легло специальное сообщение Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии № 660569 следующего содержания:

В течение второй половины мая месяца главное немецкое командование за счет сил, освободившихся на Балканах, произвело:

1. Восстановление западной группировки для борьбы с Англией.

2. Увеличение сил против СССР.

3. Сосредоточение резервов главного командования.

Общее распределение вооруженных сил Германии состоит в следующем:

– против Англии (на всех фронтах) – 122–126 дивизий;

– против СССР – 120–122 дивизии;

– резерв – 44–48 дивизий.

Конкретное распределение немецких сил против Англии:

– на Западе – 75–80 дивизий;

– в Норвегии – 17 дивизий, из которых 6 расположены в северной части Норвегии и могут быть использованы и против СССР…

Распределение по направлениям немецких сил против СССР следующее:

а) в Восточной Пруссии – 23–24 дивизии, в том числе 18–19 пехотных, 3 моторизованных, 2 танковых и 7 кавалерийских полков;

б) на Варшавском направлении против ЗапОВО – 30 дивизий, в том числе 24 пехотных, 4 танковых, одна моторизованная, одна кавалерийская и 8 кавалерийских полков;

в) в Люблинско-Краковском районе против КОВО – 35–36 дивизий, в том числе 24–25 пехотных, 6 танковых, 5 моторизованных и 5 кавалерийских полков;

г) в Словакии (район Збров, Прешов, Вранов) – 5 горных дивизий;

д) в Прикарпатской Украине – 4 дивизии;

е) в Молдавии и Северной Добрудже – 17 дивизий, в том числе 10 пехотных, 4 моторизованных, одна горная и две танковых дивизии;

ж) в районе Данциг, Познань, Торн – 6 пехотных дивизий и один кавалерийский полк.

Резервы главного командования сосредоточены:

а) в центре страны – 16–17 дивизий;

б) в районе Бреслау, Моравска-Острава, Каттовице – 6–8 дивизий;

в) в центре Румынии (Бухарест и к западу от него) – 11 дивизий…»

На данном документе значится: «Читал Жуков 11.6.41.»

2 июня о концентрации крупных формирований германской и румынской армий на границе с СССР в ЦК ВКП(б) поступают справки от заместителя наркома внутренних дел Украины и уполномоченного ЦК ВКП(б) и СНК СССР в Молдавии. Затем справки заместителя наркома внутренних дел Украины о военных мероприятиях Германии на границе с СССР поступают практически каждый день. 11 июня о готовящемся в ближайшее время нападении Германии на СССР сообщает агент берлинской резидентуры НКГБ СССР, действующий под именем «Старшина». В ЦК ВКП(б) 12 июня по линии НКВД СССР поступает сообщение об усилении германской стороной разведывательной деятельности на границе с СССР и в приграничных районах. В соответствии с этим сообщением с 1 января по 10 июня 1941 года со стороны Германии было задержано 2080 нарушителей границы .

16 июня от агентов НКГБ, работающих в Берлине под кличками «Старик», «Старшина» и «Корсиканец», приходят сообщения о сроках нападения Германии на Советский Союз в ближайшие дни. В это же время структурные подразделения НКГБ и НКВД СССР параллельно с докладами о положении дел на границе продолжают заниматься рутинным бумаготворчеством.

19 июня НКГБ Белоруссии направляет в НКГБ СССР специальное сообщение о военно-мобилизационных приготовлениях фашистской Германии к войне против СССР. В этом сообщении содержатся обширные сведения о передислокации и дислокации германских войск к советской границе. Говорится о сосредоточении в приграничных районах большого количества соединений, частей, боевых самолетов, артиллерийских орудий, лодок и автомашин.

В этот день резидент НКГБ «Тит», работавший в Риме, сообщает, что военные действия Германии против СССР начнутся между 20 и 25 июня 1941 года .

20 июня 1941 года пришло телеграфное донесение начальнику разведывательного управления Красной Армии из Софии. В нем говорилось буквально следующее: «Источник сказал сегодня, что военное столкновение ожидается 21 или 22 июня, что в Польше находится 100 германских дивизий, в Румынии – 40, в Финляндии – 5, в Венгрии – 10 и в Словакии – 7. Всего 60 моторизованных дивизий. Курьер, приехавший самолетом из Бухареста, рассказывает, что в Румынии мобилизация окончена и каждый момент ожидаются военные действия. В настоящее время в Болгарии находится 10 тысяч немецких войск».

На данном сообщении резолюция также отсутствует.

В тот же день (20 июня 1941 года) приходит также телеграфное донесение начальнику Разведывательного управления РККА из Токио от Зорге. В нем разведчик пишет: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Германское военное превосходство дает возможность разгрома последней большой европейской армии так же хорошо, как это было сделано в самом начале (войны), потому что стратегические оборонительные позиции СССР до сих пор еще не более небоеспособны, чем это было в обороне Польши.

Инсест сказал мне, что японский Генштаб уже обсуждает вопрос о позиции, которая будет занята в случае войны.

Предложение о японо-американских переговорах и вопросы внутренней борьбы между Мацуока, с одной стороны, и Хиранума – с другой, – застопорились потому, что все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии».

Данное донесение было получено 9-м отделением в 17 часов 21 июня 1941 года, но резолюция и на нем также отсутствует.

Вечером 20 июня составляется очередная разведывательная сводка НКГБ СССР № 1510 о военных приготовлениях Германии к нападению на Советский Союз. В ней констатируется сосредоточение германских войск у границы с СССР и подготовка фашистских войск к военным действиям. В частности, говорится, что в некоторых домах Клайпеды установлены пулеметы и зенитные орудия, что в районе Костомолоты заготовлен лес для наводки мостов через реку Западный Буг, что в Радомском уезде из 100 населенных пунктов население выселено в тыл, что германская разведка направляет свою агентуру в СССР на короткие сроки – три-четыре дня. Данные мероприятия нельзя расценивать иначе как непосредственную подготовку к агрессии, которая должна произойти в ближайшие дни .

В результате анализа всех этих документов можно сделать выводы, что советская разведка на территории Германии и ее союзников работала достаточно успешно. Сведения о решении Гитлера напасть на СССР и начале подготовки этой акции начали поступать в Советский Союз более, чем за год до начала агрессии.

Одновременно с разведкой по линии МИД и ГРУ вели разведку и западные военные округа, которые постоянно и довольно подробно докладывали о подготовке Германии и ее союзников к войне против СССР. Причем по мере приближения к роковой дате эти донесения становились все более частыми и более конкретными. Из их содержания в намерениях Германии не приходилось сомневаться. Мероприятия, которые проводились по другую сторону границы, уже не имели обратного хода, а неизбежно должны были вылиться в войсковую операцию стратегического масштаба. Это касалось отселения местного населения с приграничной полосы, насыщения этой полосы войсками, расчистки приграничной полосы от минных и других инженерных заграждений, мобилизации транспортных средств, развертывания полевых госпиталей, складирования большого количества артиллерийских снарядов на грунт и многого другого.

Высшее советское руководство и командование РККА имели сведения о составе и дислокации войск приграничных военных округов Советского Союза фашистским командованием, которые были получены и обобщены уже в начале февраля 1941 года, почти за 5 месяцев до начала агрессии, и практически соответствовали действительности.

Однако тот факт, что на многих разведывательных донесениях отсутствуют подписи высших руководителей государства и высших чинов военного руководства страны, говорит о том, что они либо не доводились до этих лиц, либо игнорировались этими лицами. Первое фактически исключается практикой работы советской чиновничьей машины того времени. Второе возможно в двух случаях: во-первых, недоверия к источникам информации; во-вторых, упрямого нежелания высшего руководства страны отказываться от выработанного им видения предстоящего хода событий.

Как известно, из Генерального штаба в войска в последние мирные месяцы поступали распоряжения только общего характера. Никакой конкретной реакции советского правительства и руководства Наркомата обороны на обстановку, складывающуюся у границ СССР, обозначено не было. Более того, советское руководство и Генеральный штаб постоянно предупреждали местное командование «не поддаваться на провокации», что отрицательно влияло на боевую готовность войск прикрытия государственной границы. Видимо, плохо были налажены взаимодействие и взаимоинформация между органами НКГБ, НКВД и штабами Красной Армии.

Хотя следует признать, что мероприятия по линии НКВД, направленные на усиление охраны границы, проводились. Так, начальник пограничных войск НКВД Белорусского округа в целях усиления охраны государственной границы 20 июня 1941 года издал специальный приказ. В соответствии с этим приказом предписывалось «расчет людей для несения службы строить так, чтобы с 23.00 до 5.00 службу несли на границе все люди, за исключением возвращающихся из нарядов. На отдельных, наиболее уязвимых фланговых направлениях выставить на десять дней посты под командой помощника начальника заставы» .

Таким образом, создается мнение, что советское руководство умышленно игнорировало обильно поступавшую с различных источников разведывательную информацию о подготовке Германии к войне против СССР. Отдельные исследователи говорят о том, что это была особая линия поведения высшего советского руководства, всячески стремившегося оттянуть начало войны с целью подготовки страны и Красной Армии. Другие утверждают, что в 1940-м – начале 1941 года советское руководство больше занимали внутренние проблемы, возникавшие на новых территориях, присоединенных к СССР в 1939–1940 годах, чем вопросы внешней угрозы. В последние годы находятся и такие авторы, которые пишут о том, что поведение советского правительства накануне войны, и в частности позиция И.В. Сталина, было проявлением ненависти вождя к своему народу.

Безусловно, все это только субъективные выводы различных исследователей. А что говорят факты? Передо мной выписка из инструкции Второго бюро Генерального штаба французской армии от 15 мая 1941 года. В ней записано:

«В настоящее время СССР – единственная европейская держава, которая, располагая мощными вооруженными силами, не втянута в мировой конфликт. Кроме того, объем советских экономических ресурсов настолько велик, что Европа перед лицом продолжающейся морской блокады может быть обеспечена сырьем и продовольствием из этого резерва.

Похоже, что до настоящего времени СССР, следуя тактике выживания, стремится использовать истощение сил обеих воюющих сторон для укрепления собственной позиции… Однако поворот событий в течение последних двух месяцев заставляет думать, что СССР не сможет осуществить свои планы в их первоначальной форме и, вероятно, будет втянут в войну ранее, чем полагает.

Действительно, по данным многочисленных донесений, полученных в последнее время, захват Южной России и свержение советского режима отныне является частью плана, разрабатываемого странами «оси»…

По данным других донесений, Россия, обеспокоенная тем, что оказалась в одиночестве перед лицом Германии, средства которой еще не тронуты, стремится выиграть время, чтобы удержать своего опасного соседа. Русские удовлетворяют все требования Германии экономического характера…»

В этот же день принимается меморандум МИД Германии о германо-советских отношениях. В нем отмечается, что, «как и в прошлом, сложности возникли в связи с выполнением германских обязательств о поставках СССР, особенно в сфере вооружений». Германская сторона признается: «Мы и впредь не сможем придерживаться сроков поставок. Однако невыполнение Германией обязательств начнет сказываться лишь после августа 1941 года, так как до тех пор Россия обязана сделать поставки авансом». Ниже указывалось: «Положение с поставками советского сырья до сих пор представляет удовлетворительную картину. В апреле была произведена поставка следующих наиболее важных видов сырья:

зерна – 208 000 тонн;

нефти – 90 000 тонн;

хлопка – 8300 тонн;

цветных металлов – 6340 тонн меди, олова и никеля…

Общие поставки в текущем году исчисляются:

зерна – 632 000 тонн;

нефти – 232 000 тонн;

хлопка – 23 500 тонн;

марганцевой руды – 50 000 тонн;

фосфатов – 67 000 тонн;

платины – 900 килограммов».

Безусловно, эти поставки прекратились с началом военных действий. Но имеются многочисленные свидетельства того, что составы с советским сырьем следовали на территорию Германии еще в начале 22 июня 1941 года. Некоторые из них были захвачены германскими войсками в приграничных областях в первые дни Великой Отечественной войны.

Таким образом, разведывательной информации о подготовке Германии к войне против СССР было более чем достаточно. Г. К. Жуков в своих мемуарах «Воспоминания и размышления» также пишет, что эти сведения были известны Генеральному штабу, и тут же признается: «В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И.В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость проведения в жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативно-мобилизационным планом. Конечно, эти мероприятия не гарантировали бы полного успеха в отражении вражеского натиска, так как силы сторон были далеко не равными. Но наши войска могли бы вступить в бой более организованно и, следовательно, нанести противнику значительно большие потери. Это подтверждают успешные оборонительные действия частей и соединений в районах Владимир-Волынского, Равы-Русской, Перемышля и на участках Южного фронта».

Ниже Г.К. Жуков пишет: «Сейчас бытуют разные версии по поводу того, знали мы или нет конкретную дату начала войны.

Я не могу сказать точно, правдиво ли был информирован И.В. Сталин, может быть, получал лично, но мне не сообщал.

Правда, он однажды сказал мне:

– Нам один человек передает очень важные сведения о намерениях германского правительства, но у нас есть некоторые сомнения…

Возможно, речь шла о Р. Зорге, о котором я узнал после войны.

Могло ли военное руководство самостоятельно и своевременно вскрыть выход вражеских войск непосредственно в исходные районы, откуда началось их вторжение 22 июня? В тех условиях сделать это было крайне затруднительно.

К тому же, как стало известно с трофейных карт и документов, командование немецких войск произвело сосредоточение собственно на границах в самый последний момент, а его бронетанковые войска, находившиеся на значительном удалении, были переброшены в исходные районы только в ночь на 22 июня» .

Ближайшим заместителем начальника Генерального штаба РККА был начальник Оперативного управления. Накануне войны эту должность занимал Николай Федорович Ватутин. Это был сравнительно молодой генерал (родился в 1901 году), который в 1929 году окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе и год проучился в Академии Генерального штаба, из которой был выпущен досрочно в 1937 году в связи с арестами многих военачальников.

Он занимал должность начальника штаба Киевского Особого военного округа во время освободительного похода советских войск в Западную Украину, а с 1940 года возглавлял Оперативное управление Генерального штаба. По воспоминаниям многих современников, Н.Ф. Ватутин был грамотным и думающим человеком, способным решать объемные и сложные задачи. Он имел некоторый опыт планирования военных действий в рамках завершающихся операций советско-финляндской войны и действий войск военного округа во время освободительного похода. Но этого опыта было явно недостаточно для решения задач в масштабе начального периода Великой Отечественной войны.

К сожалению, даже из имевшихся сообщений не всегда делались правильные выводы, которые могли бы оперативно и авторитетно ориентировать высшее руководство. Вот, в связи с этим, некоторые документы из военного архива.

20 марта 1941 года начальник Разведывательного управления генерал Ф.И. Голиков представил руководству доклад, содержавший сведения исключительной важности. В этом документе излагались варианты возможных направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз. Как потом выяснилось, они последовательно отражали разработку гитлеровским командованием плана «Барбаросса», а в одном из вариантов, по существу, отражена была суть этого плана.

…По сообщению нашего военного атташе от 14 марта, указывалось далее в докладе, немецкий майор заявил: «Мы направляемся на восток, на СССР. Мы заберем у СССР хлеб, уголь, нефть. Тогда мы будем непобедимыми и можем продолжать войну с Англией и Америкой».

Н. Ф. Ватутин – начальник Оперативного управления Генерального штаба (1939–1941 гг.)

Однако выводы из приведенных в докладе сведений, по существу, снимали все их значение. В конце своего доклада генерал Ф.И. Голиков писал:

«1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».

Итак, Ф.И. Голиков занимал пост начальника Разведывательного управления и заместителя начальника Генерального штаба с июля 1940 года. Его доклад готовился для высшего руководства страны и шел под грифом «исключительной важности». Такие доклады готовятся обычно очень тщательно и не могут быть основанными на словах какого-то «немецкого майора». Они требуют сбора и анализа десятков, а то и сотен различных источников информации, и, как свидетельствуют другие военачальники, такая информация была, в том числе от военного атташе в Берлине, резидентов агентурной разведки в странах – союзниках Германии.

Теперь об агентуре самого Разведывательного управления Генерального штаба (ныне Главное разведывательное управление). Данный орган существует главным образом для того, чтобы вести военную разведку в интересах безопасности страны и тщательно изучать вероятного противника. Приход германских войск на территорию Польши создавал идеальные условия для организации разведывательной работы в этой стране. Чехословакия, оккупированная Германией, также была хорошим полем для деятельности советской военной разведки. Венгрия многие годы рассматривалась Российской империей и Советским Союзом в качестве вероятного противника, что требовало наличия там расширенной агентурной сети. Советский Союз только недавно завершил войну с Финляндией и не имел оснований доверять ее правительству. Румыния также была обижена отторжением Молдавии и Бессарабии и поэтому требовала постоянного пристального внимания. И не приходится сомневаться, что Разведывательное управление Генерального штаба имело свою агентуру в этих странах и получало от нее соответствующую информацию. Приходится сомневаться в качестве этой агентуры, информации и правильности реакции на нее Ф.И. Голикова и Г.К. Жукова.

Во-вторых, с 14 января 1941 года Г.К. Жуков уже работал в Генеральном штабе (постановление Политбюро № П25/85 от 14.01.41 о назначении начальника Генерального штаба и командующих военными округами), входил в курс дела, знакомился со своими заместителями, начальниками управлений и отделов. Дважды – 29 и 30 января, – он вместе с наркомом обороны был на приеме у И.В. Сталина. Тревожную информацию с советско-германской границы он получал постоянно, знал о неготовности Красной Армии к войне с Германией и в начале февраля отдал указание начальнику Оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенанту Г.К. Маландину к 22 марта подготовить уточненный оперативный план на случай нападения Германии на Советский Союз. Затем, 12 февраля вместе с наркомом обороны С.К. Тимошенко и начальником Организационно-мобилизационного управления генерал-майором Четвертиковым Г.К. Жуков представлял И.В. Сталину мобилизационной план, который был утвержден практически без поправок. Таким образом, выходит, что Генеральный штаб основательно готовился к отражению фашистской агрессии.

Совещание, на котором был сделан доклад начальника Разведывательного управления РККА, состоялось 20 марта 1941 года, когда Г.К. Жуков уже почти два месяца находился на посту начальника Генерального штаба и проделал определенную работу по повышению боеспособности Красной Армии. На этом же совещании, безусловно, находился и нарком обороны С.К. Тимошенко. Заместитель начальника Генерального штаба Ф.И. Голиков докладывает руководству страны выводы, в корне расходящиеся с выводами его прямых начальников, а С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков никак не реагируют на это. Допустить данную ситуацию, зная крутой характер Г.К. Жукова, совершенно невозможно.

Передо мной капитальный труд генерал-полковника в отставке Юрия Александровича Горькова «Кремль, Ставка, Генштаб», который автор разрабатывал в течение семи лет, будучи консультантом Историко-архивного и Военно-мемориального центра Генерального штаба. В приложении он дает выписку из журналов посещения И.В. Сталина в его кремлевском кабинете, начиная с 1935 года. Из этого журнала следует, что С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, К.А. Мерецков и П.В. Рычагов (начальник Главного управления ВВС) были на приеме у И.В. Сталина 2 февраля и совещались в течение почти двух часов.

Следующий раз они, а также С.М. Буденный и Четвериков посетили этот высокий кабинет 12 февраля для утверждения мобилизационного плана.

22 февраля на совещании у И.В. Сталина кроме С.К. Тимошенко, Г.К. Жукова, С.М. Буденного, К.А. Мерецкова, П.В. Рычагова присутствовали также Г.И. Кулик (начальник Главного управления артиллерии РККА) и прославленный летчик-испытатель генерал М.М. Громов (начальник Летно-исследовательского института), а также все члены Политбюро РКП(б). Это совещание проходило с 17.15 до 21.00.

25 февраля на прием к И.В. Сталину снова приглашаются С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, К.А. Мерецков, П.В. Рычагов, а также заместитель начальника штаба Главного управления ВВС РККА генерал Ф.А. Астахов. Присутствие на совещании у главы государства двух ведущих военных летчиков говорит либо об особых задачах для этого вида Вооруженных сил, либо о какой-то важной информации, поступившей от авиаразведки. Обсуждение этих вопросов заняло почти два часа.

1 марта на прием к И.В. Сталину вновь приглашаются С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, К.А. Мерецков, П.В. Рычагов, Г.И. Кулик, а также первый заместитель командующего ВВС РККА генерал П.Ф. Жигарев и член Хозяйственного совета по оборонной промышленности при СНК СССР П.Н. Горемыкин. Совещание занимает 2 часа 45 минут.

8 марта на совещание к И.В. Сталину в 20.05 прибыли С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, С.М. Буденный, П.В. Рычагов и просовещались до 23 часов.

Следующее совещание с военными у И.В. Сталина состоялось 17 марта 1941 года, и на нем присутствовали С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, К.А. Мерецков, П.В. Рычагов, П.Ф. Жигарев. Совещались с 15.15 до 23.10, но, видно, окончательно не договорились. Поэтому на следующий день к главе государства были приглашены С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, П.В. Рычагов и Г.И. Кулик, которые находились в кабинете И.В. Сталина с 19.05 до 21.10, а в результате этой встречи было принято постановление Политбюро по мобилизационным сборам № 28/155, подготовленное еще 3 марта 1941 года.

Работа германского Генерального штаба в 1941 году Подготовку к войне с СССР Генеральный штаб Сухопутных войск Германии проводил со всей тщательностью и немецкой пунктуальностью. Уже 31 января 1941 года была подписана директива по стратегическому развертыванию войск по

Из книги автора

Доклады наркома обороны о положении дел в РККА в 1939 году Эти документы необходимо не читать, а изучать. Изучать, разложив вокруг себя кучу справочников, вооружившись карандашом, бумагой, картами. И даже при этом сами по себе эти доклады человеку, не очень сведущему в

Из книги автора

Военные специалисты в корпусе Генерального штаба РККА Прежде чем приступить к изложению вопроса о привлечении в Красную Армию самой ценной и подготовленной части офицерского корпуса русской армии - корпуса офицеров Генерального штаба, коротко остановимся на том, что

Из книги автора

Академия Генерального штаба Николаевская академия Генерального штаба в то время была основным высшим военно-учебным заведением. Она была создана по личному указу императора Николая I в 1832 году для подготовки штабных работников высшего тактического звена управления

Из книги автора

Генерального штаба генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский Мрак ночной всё темнел и сгущался, Путеводных лишившись огней, Над собою народ насмеялся, Насмеявшись над верой своей. И тогда, против тьмы и насилья, Среди трусости, лжи, клеветы, Расправляя могучие

Из книги автора

Начальник Военной Академии Генерального штаба К написанию этой главы я, наверное, особенно хорошо подготовлен. Во-первых, в 1948 году (до назначения Баграмяна) я окончил ВАК (Высшие академические курсы) при этой академии. И даже некоторое время после выпуска работал

Из книги автора

Академия Генерального штаба Самое элитное военное учебное заведение было основано по проекту генерал-адъютанта барона Жомини 26 ноября 1832 г. в Санкт-Петербурге при главном штабе его Императорского величества под названием Императорской военной академии. Академии

Из книги автора

5. ИЗ ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ М. ГАМЕЛЕНА Париж, 9 сентября 1938 г.Сохранение чехословацкого государства представляет, с точки зрения Франции, определенный интерес в случае военных действий в Европе.Уже своим местоположением Чехословакия

Из книги автора

Приложение 11 Рапорт полковника генерального штаба Польши Ст. Довойно-Соллогуб начальнику штаба о необходимости выселения генерала Б. С. Пермикина и других офицеров за пределы Польши Варшава, 06.04.1921.Станислав Довойно-Соллогубполковник генерального штабаНачальнику

Из книги автора

В УЧИЛИЩЕ И АКАДЕМИИ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА В военно-исторической литературе есть немало воспоминаний лиц офицерского и генеральского состава (хотя по сути генералы являются теми же офицерами, но только высшего ранга) об их учебе в военном (юнкерском) училище. Каждое из

Из книги автора

Начальник Генерального штаба вопреки своему желанию В январе 1941 года Сталин назначил Жукова начальником Генерального штаба, вследствие чего тот в 44 года стал вторым, после наркома обороны Тимошенко, в иерархии Красной армии. Почему вождь выбрал именно его? По мнению

Из книги автора

Б.М. Шапошников: «ДОЛЖНОСТЬ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА БЫЛА БЫ ДЛЯ МЕНЯ ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЕЙ» Если, как говорилось выше, первый советский маршал К.Е. Ворошилов относился к типу людей, могущих сколь угодно долго заниматься каким-то делом, но так и не стать настоящим профессионалом, то

Из книги автора

A.M. Василевский: «ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НЕСУТ И РУКОВОДЯЩИЕ ЛИЦА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА» Кто усомнится в том, каким мужественным человеком был маршал Василевский. А и у него подчас наворачивались на глаза слезы.В августе 1943 г. Александр Михайлович находился в армии генерала В.В.

СССР
Россия Командиры Действующий командир В. В. Герасимов Известные командиры А. М. Василевский

Российский Генеральный штаб (сокр. Генштаб , ГШ ВС ) - центральный орган военного управления вооружёнными силами России .

История российского Генерального штаба

В феврале 1711 года Пётр I утвердил первые «Штатные положения Генерального штаба», в которых было закреплено учреждение должности генерал-квартирмейстера как главы специальной квартирмейстерской части (позже ставшей службой). Штатами было определено 5 чинов квартирмейстерской части; позже число их то увеличивалось, то уменьшалось: в 1720 году - 19 чинов; в 1731 - 5 чинов для мирного времени и 13 чинов для военного. Чины эти почти исключительно заведовали авангардами и передовыми партиями . По штату квартирмейстерская часть состояла из 184 различных чинов, принадлежавших не только непосредственно к составу органов управления войсками, но и к другим частям и отделам военной администрации (комиссариатской, провиантской, военно-судной, военно-полицейской и др.).

Первоначально квартирмейстерская часть не представляла собой отдельного учреждения и создавалась высшими войсковыми начальниками только в штабах действующей армии (на период боевых действий). По сути дела, квартирмейстерские чины являлись как бы «временными членами» действующей армии (её полевого управления), подготовке которых в мирное время уделялось мало внимания. Да и сам Генеральный штаб понимался тогда не как орган военного управления, а как собрание высших военных чинов. Такое положение отрицательно сказалось на состоянии управления русской армией в ходе Семилетней войны (1756-1763 гг.), несмотря на ряд одержанных Россией побед .

С 1815 г. в соответствии с указом Александра I был учрежден Главный штаб Его Императорского Величества и к нему перешло управление всем военным ведомством, в составе этого высшего управленческого органа начала функционировать (параллельно со Свитой) ещё и специальная канцелярия генерал-квартирмейстера Главного штаба.

Участие некоторых чинов Свиты в восстании декабристов бросило тень на всё ведомство, результатом чего явилось закрытие московского училища колонновожатых, а также воспрещение перевода в квартирмейстерскую часть офицеров ниже чина поручика . 27 июня 1827 года свита была переименована в Генеральный штаб. В 1828 г. руководство Генеральным штабом было вверено генерал-квартирмейстеру Главного штаба Е. И. В. С упразднением в 1832 г. Главного штаба как самостоятельного органа управления (название было сохранено за группой высших должностных лиц) и передачей всего центрального управления военному министру. Генеральный штаб, получивший наименование Департамент Генерального штаба, вошел в состав Военного министерства. B 1863 г. он был преобразован в Главное управление Генерального штаба.

Дальнейшие преобразования Генштаба, при генерал-квартирмейстере А. И. Нейдгардте , выразились в открытии в 1832 году Императорской военной академии и в учреждении департамента Генштаба; в состав Генштаба включён корпус топографов . Выход из Генштаба в другие ведомства был воспрещён, и только в 1843 году дозволено возвращаться в строй, но не иначе, как в те части, где кто прежде служил.

Приказом Революционного военного совета Республики (РВС) от 10 февраля 1921 года Всероглавштаб был объединён с Полевым штабом и получил название Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). Штаб РККА стал единым органом управления вооружёнными силами РСФСР и являлся исполнительным органом РВС Республики, с 1923 года - РВС СССР.

Начальниками Штаба РККА были:

П. П. Лебедев , февраль 1921 - апрель 1924.

М. В. Фрунзе , апрель 1924 - январь 1925.

С. С. Каменев , февраль - ноябрь 1925.

М. Н. Тухачевский , ноябрь 1925 - май 1928.

Б. М. Шапошников , май 1928 - июнь 1931.

А. И. Егоров , июнь 1931 - сентябрь 1935.

Комиссаром Штаба РККА до 1924 года был И. C. Уншлихт , заместитель Председателя ОГПУ . С назначением Начальником Штаба Михаила Фрунзе должность Комиссара Штаба была упразднена - таким образом в руководстве штаба установилось единоначалие , а контроль большевистской (коммунистической) партии над Штабом РККА осуществлялся другими методами.

Реорганизация 1924 года

В 1924 году Штаб РККА был реорганизован и создан новый военный орган с более узкими полномочиями под тем же названием. Так как были созданы Главное управление РККА (Главупр РККА) и Инспекторат РККА, ряд функций и полномочий были переданы из Штаба РККА в новые структуры высшего военного управления Российской республики.

В марте 1925 года решением НКВМ образовано Управление РККА (с января 1925 года - Главное управление РККА), куда из ведения Штаба РККА были переданы функции административного руководства текущей деятельностью Вооруженных сил Республики: боевой подготовкой, войсковой мобилизацией, комплектованием и ряд других функций.

Структура Штаба с июля 1926 года

Приказом НКВМ от 12 июля 1926 года Штаб РККА был утвержден в составе четырёх Управлений и одного Отдела:

Первое (I Управление) - Оперативное;

Второе (II Управление - с июля 1924 года) - Организационно-мобилизационное;

Третье (III Управление) - Военных сообщений;

Четвёртое (IV Управление) - Информационно-статистическое (Разведывательное);

Научно-уставной Отдел.

Штаб РРККА подчинялся НКВМ и являлся его структурным подразделением.

Органзационно-мобилизационное управление (ОМУ) было создано в ноябре 1924 года путём слияния Организационного и Мобилизационного управлений Штаба РККА. ОМУ возглавлял начальник и военком бывшего Оргуправления С. И. Венцов. С июля 1924 года Организационно-мобилизационное управление стало носить название II Управление Штаба РККА. В 1925-1928 годах II Управление возглавлял Н. А. Ефимов.

Создание Генерального штаба РККА

22 сентября 1935 Штаб РККА был переименован в Генеральный штаб РККА. Начальниками Генерального штаба были:

А. И. Егоров , сентябрь 1935 - май 1937.

Б. М. Шапошников , май 1937 - август 1940.

К. А. Мерецков , август 1940 - январь 1941

Г. К. Жуков , январь 1941 - июль 1941

Подготовка к Большой войне и создание фронтовых управлений

В связи с ускоренной милитаризацией СССР и интенсивной подготовкой РККА к Большой войне Иосиф Сталин в январе 1941 года во главе Генерального штаба ставит молодого выдвиженца Георгия Жукова , который занимал этот пост до июля 1941 года. Назначение было связано как с личными симпатиями Сталина, так и с учетом итогов советско-японского вооруженного конфликта в районе озера Халхин-Гол, где Г. К. Жуков руководил подготовкой и ведением боевых действий.

В июне 1941 года Начальник Генерального штаба РККА Георгий Жуков отдал приказ о преобразовании западных военных округов в Европейской части СССР во фронты с образованием Фронтовых полевых управлений (ФПУ) и выводе Управлений на заблаговренно подготовленные Полевые пункты управления (ППУ фронта).

Нападение Германии на СССР и образование Восточного фронта

С нападением Германии на СССР 22 июня 1941 года на советско-германском Восточном фронте в годы Второй мировой войны в период 1941-1945 годов Генеральный штаб являлся основным органом Ставки Верховного Главнокомандования стратегического планирования и руководства

В первой игре Северо-Западный фронт “восточных” возглавлял командующий войсками Западного Особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов, а противостоявший ему Северо-Восточный фронт “западных” - командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков. Во второй игре их поменяли сторонами: Юго-Западным фронтом “восточных” командовал Г. К. Жуков, с противоположной стороны Юго-Восточным фронтом - Д. Г. Павлов, а Южным - командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-лейтенант Ф. И. Кузнецов.
Что же выяснилось в результате анализа документов игр?
Прежде всего то, что разработчики сценария игр из Генерального штаба, как оказалось, не намного ошиблись с датой возможного начала войны: согласно заданиям на игры, “западные” совместно с их союзниками, не завершив развертывания, осуществили нападение на “восточных” 15 июля 1941 г. Это - исключительно важный факт для дискуссии о событиях 1941 г.: даже в надежно укрытых от постороннего взгляда документах игр “восточные” (т. е. СССР) рассматривались не как нападающая сторона, а как объект агрессии западных соседей. Таким образом, за полгода до 22 июня вопрос о нападении на Германию не прорабатывался, поскольку и не ставился. М. И. Мельтюхов считает, что решение о войне с Германией и план такой войны были приняты 14 октября 1940 г. Но в “Соображениях об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы”, которые имеет в виду М. И. Мельтюхов, рассматривались все возможные противники СССР как на Западе, так и на Востоке. И хотя основным, наиболее сильным противником считалась Германия, документ не содержит даже намека на то, что СССР может развязать войну против нее. В случае же нападения Германии в “Соображениях…” в качестве первоочередной задачи значилось: “1. Активной обороной прочно прикрывать наши границы в период сосредоточения войск” .

Совершенно иначе рассматривалось начало войны с СССР в Германии. Генеральный штаб сухопутных войск вермахта 29 ноября - 7 декабря 1940 г. (т. е. на месяц раньше, чем это сделали советские военачальники) тоже провел военную игру на картах под руководством первого обер-квартирмейстера (начальника оперативного управления) генерал-майора Ф. Паулюса. Но в этой игре проверялась реальность уже сложившихся наметок по плану агрессии против СССР: 29 ноября разыгрывалось вторжение германских войск в приграничную полосу СССР и сражение в ней, проводилось “обсуждение оперативных возможностей после достижения первой оперативной цели” . 3 декабря отрабатывались действия германских войск при их наступлении до рубежа Минск, Киев, а 7 декабря разыгрывались возможные варианты действий за этим рубежом . По итогам каждого этапа игры уточнялись группировка германских войск, распределение сил по направлениям, оперативные задачи объединений и другие вопросы. Результаты игры были обсуждены с командующими группами армий и учтены в оперативных документах по плану “Барбаросса”, утвержденному Гитлером 18 декабря 1940 г.

Таким образом, в играх были четко обозначены намерения сторон: вермахт собирался нападать, Красная Армия планировала отразить нападение и затем перейти в наступление. Однако, если германский генералитет рассматривал действия своих войск после нападения шаг за шагом, то в играх, проведенных Генеральным штабом РККА, никаких задач, связанных с действиями “восточных” по отражению агрессии, не решалось, поскольку именно начальный период войны полностью исключался из розыгрыша. О нем скороговоркой было сказано в заданиях на игры как об этапе, им предшествовавшем. Так, по заданию на первую игру “западные”, осуществив 15 июля 1941 г. нападение на “восточных”, к 23-25 июля продвинулись по территории Белоруссии и Литвы на 70-120 км на восток от границы, достигнув рубежа Осовец, Скидель, Лида, Каунас, Шяуляй. Однако в результате ответных ударов “восточных” к 1 августа “западные” были отброшены в исходное положение, к границе. С этого положения и начиналась собственно первая игра . По заданию на вторую игру, Юго-Восточный фронт “западных” и их союзников начал боевые действия 1 августа 1941 г. против львовско-тернопольской группировки “восточных” и вторгся на территорию Украины на глубину 50-70 км, однако на рубеже Львов, Ковель был встречен сильным контрударом Юго-Западного фронта “восточных” и, потеряв до 20 пехотных дивизий, к исходу 8 августа отошел на заранее подготовленный рубеж. При этом Юго-Западный фронт не только отбросил противника к границе, но и перенес военные действия западнее ее на глубину 90-120 км, достигнув армиями правого крыла фронта рек Висла и Дунаец, Только Южный фронт “южных” начинал игру с захваченной им небольшой части территории Молдавии и Украины .

Подчеркнем: в том, что именно так, согласно исходной обстановке для игр, сложился начальный период войны, нет никакой заслуги ни Г. К. Жукова, ни Д. Г. Павлова, ни Ф. И. Кузнецова как командующих фронтами. За них эту задачу решили работники Оперативного управления Генерального штаба, составлявшие задания на игры. А вот каким же образом “восточным” удалось так быстро и результативно отразить нападение - об этом в заданиях не говорилось ничего. Вопреки приведенным выше утверждениям военных деятелей и историков, в играх не было даже попытки рассмотреть действия “восточных” (т. е. Красной Армии) в случае нападения реального противника, хотя возможность разыграть эту ситуацию (оказавшаяся, к сожалению, последней) представлялась. Ее реализация была бы весьма своевременной и полезной, особенно в условиях, когда, по приведенному выше свидетельству А. М. Василевского, “близость войны уже чувствовалась вполне отчетливо”.
Следовательно, каким бы ни был на то время план прикрытия государственных границ - хорошим или плохим, для игр это не имело ровно никакого значения: план этот в соответствии с исходной обстановкой для игр был успешно выполнен, причем в считанные дни. Очевидно, такой исход начального периода войны считался разработчиками игр (т. е. Генеральным штабом) само собой разумеющимся, тем более в условиях, когда общее превосходство в силах и средствах, особенно в танках и авиации, было на стороне “восточных”. Так, по условиям первой игры Северо-Западный фронт “восточных” (Д. Г. Павлов) имел превосходство над Северо-Восточным фронтом “западных” (Г. К. Жуков) по всем показателям (кроме противотанковых орудий), причем по танкам это превосходство выражалось соотношением 2,5: 1, а по самолетам - 1,7: 1 . И во второй игре Юго-Западный фронт “восточных” (Г. К. Жуков) превосходил вместе взятые Юго-Восточный (Д. Г. Павлов) и Южный (Ф. И. Кузнецов) фронты противника по количеству танков (3: 1) и самолетов (1,3: 1), а по общему количеству соединений и артиллерии соотношение сил было примерно равным . Следовательно, Г. К. Жуков в своих воспоминаниях ошибся, утверждая, что превосходство в силах и средствах, особенно в танках и авиации, имела западная сторона.

И, наконец, еще одна немаловажная особенность игр: “восточные” отрабатывали в основном только наступательные задачи. В первой игре по теме “Наступательная операция фронта с прорывом УР” “восточные” (Д. Г. Павлов) выполняли задачу разгромить “западных” в Восточной Пруссии и к 3 сентября 1941 г. выйти на р. Висла от Влоцлавек до устья ; “западные” (Г. К. Жуков) в течение почти всей игры были обороняющейся стороной. И во второй игре “восточные” (Г. К. Жуков) отрабатывали в основном вопросы наступления на юго-западном направлении; оборонительные задачи, как уже отмечалось, им пришлось решать главным образом на флангах, причем на правом крыле Юго-Западного фронта оборона велась уже глубоко на территории Польши (район Бяла Подляска, Любартув, Демблин), а на левом крыле - на небольшой части территории Украины и Молдавии (район Черновицы, Городок, Могилев-Подольский, Костешти), где противнику по исходной обстановке давался временный “успех”.

Итак, оказывается, прав был М. И. Казаков, охарактеризовавший “восточных” как наступающую сторону в играх. Но в таком случае уместен вопрос: если в них отрабатывались для “восточных” наступательные задачи, то имели ли они отношение к оперативным планам Генерального штаба на случай войны на Западе? Ответ на этот вопрос, по нашему мнению, однозначен: да, имели.
Во-первых, созданные в играх группировки войск сторон соответствовали утвердившимся осенью 1940 г. взглядам советского военного руководства, изложенным в уже упомянутых “Соображениях…” от 18 сентября 1940 г. В этом документе в качестве основного рассматривался вариант сосредоточения Германией ее главных сил (110-120 пехотных дивизий, основной массы танков и самолетов) на юге, в районе Седлец, Люблин, “для нанесения главного удара в общем направлении на Киев” с целью захвата Украины; из Восточной Пруссии ожидался вспомогательный удар силами 50-60 дивизий . Именно эта ситуация была создана в играх: до 60 пехотных дивизий “западных” предприняли 15 июля 1941 г. наступление севернее Бреста (первая игра) “в интересах главной операции”, которая началась несколько позже (1-2 августа) к югу от Бреста, где действовали главные силы “западных” - до 120 пехотных дивизий, а вместе с союзниками - до 150 пехотных дивизий (вторая игра).
Что касается группировки советских войск на Западе, то в “Соображенииях…” намечалось развернуть здесь три фронта: Северо-Западный, Западный и Юго-Западный; для ведения операций на Западе назначалось 149 стрелковых и мотострелковых дивизия, 16 танковых и 10 кавалерийских дивизий, 15 танковых бригад, 159 авиаполков, причем главные силы должны были быть развернутыми южнее Полесья . В играх на стороне “восточных” действовали те же фронты (правда, несколько иного, чем в “Соображениях…”, состава) почти с тем же общим количеством дивизий (182), но с б?льшим процентом соединений и частей танковых войск и ВВС, с б?льшим числом танков и самолетов; этим учитывалась тенденция увеличения доли этих средств вооруженной борьбы в составе Красной Армии.
Во-вторых, в каждой из оперативно-стратегических игр прорабатывались наступательные задачи по каждому из вариантов стратегического развертывания Красной Армии, указанному в “Соображениях…”. При развертывании Красной Армии по основному варианту, т. е. ее главные силы сосредоточены к югу от Бреста, в “Соображениях…” намечалось “мощным ударом в направлениях Люблин и Краков и далее на Бреслау (Братислав) в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне” . Конкретно перед Юго-Западным фронтом ставилась задача: “прочно прикрывая границы Бессарабии и Северной Буковины, по сосредоточении войск во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта нанести решительное поражение люблин-сандомирской группировке противника и выйти на Вислу. В дальнейшем нанести удар в направлениях на Келъце, Петркув и выйти на р. Пилица и верхнее течение р. Одер” . Эти задачи и составили содержание второй игры. Первая их часть (выход на р. Висла), как уже отмечалось, по исходной обстановке считалась успешно решенной. Дальнейшая задача отрабатывалась в ходе игры: в соответствии с директивой Ставки “восточных” Юго-Западный фронт (Г. К. Жуков) должен был, прочно удерживая рубеж р. Висла, овладеть районом Краков, Мысленице, а затем к 16 сентября 1941 г. выйти на рубеж Краков, Будапешт, Тимишоара, Крайова . В игре наступление Юго-Западного фронта на направлении главного удара достигло рубежа Краков, Катовице, Новы Тарг, Попрад, Прешов, Кошице, Ужгород, а последующие удары намечались из района Краков, Катовице на Ченстохова (южнее Петркув) и из района Ньиредь-хаза, Кишварда, Матесалька - на Будапешт .

При развертывании главных сил Красной Армии к северу от Бреста их задача в “Соображениях…” определялась так: “нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней” . Именно эта задача и была поставлена перед Д. Г. Павловым в первой игре. Необходимо заметить, что при ее выполнении он не выглядел столь беспомощным и легкомысленным, каким его иногда изображают. Так, в статье П. А. Пальчикова и А. А. Гончарова “Что произошло с командующим Западным фронтом генералом Д. Г. Павловым в 1941 г.?” утверждается, что немцы “учли уроки той командно-штабной игры”, в которой Д. Г. Павлов делал “довольно робкие ответные шаги” и которую проиграл “с улыбкой” . Но для немцев результаты этой игры в плане подготовки к нападению на СССР были бесполезны, поскольку, как отмечалось выше, немцы еще в ноябре-декабре 1940 г. определились, где и какие удары они будут наносить. Характеристика же Д. Г. Павлову дается, наверное, уже с учетом того, как развивались события в начале Великой Отечественной войны, и исходя из получившей широкое распространение версии, согласно которой и в игре Д. Г. Павлов оборонялся столь же неудачно, как и во время войны. Но Д. Г. Павлов в игре был, повторим, не оборонявшейся, а наступавшей стороной, причем наступавшей небезуспешно. Игра и началась с того, что возглавляемый Д. Г. Павловым Северо-Западный фронт “восточных” 1 августа 1941 г. перешел в наступление и в ход” первых операций до 7 августа правым крылом форсировал р. Неман, выйдя на подступы к Инстербургу (ныне Черняховск), в центре - окружил в сувалкском выступе группировку 9-й армии Северо-Восточного фронта “западных” (Г. К. Жуков) и вышел на рубеж Шиткемен, Филипув, Рачки (кстати, этот рубеж указан и в “Соображениях…”), а на левом крыле - направлении главного удара - войска фронта достигли р. Нарев южнее г. Остроленка. На этом же направлении 11 августа Д. Г. Павловым в прорыв была введена конно-механизированная армия, которая 13 августа вышла в район Любава, Мрочно, Гильгенбург (110-120 км западнее границы СССР) . Однако к этому времени Г. К. Жуков, сосредоточив за счет резервов сильную (в основном танковую) группировку в районе Мазурских озер, нанес внезапный фланговый удар в общем направлении на Ломжа, под основание выступа, образованного выдвинувшейся далеко на запад группировкой “восточных” . Посредники “подыграли” Г. К. Жукову, обозначив еще один - встречный - удар Восточного фронта “западных” с противоположной стороны выступа из района Коссов, Малкиня Гурна в общем направлении на Замбрув , Тем самым была создана угроза окружения до 20 стрелковых дивизий “восточных” . Это была, конечно, драматическая ситуация. Д. Г. Павлову пришлось приостановить успешное наступление на левом крыле фронта и срочно перебрасывать отсюда к местам прорыва противника несколько стрелковых дивизий, большую часть артиллерии и все танковые бригады, оставив на достигнутом рубеже Мышинец, Грудуск, Пултуск, Сероцк только 4 стрелковых корпуса . Ход событий по этой обстановке и принятым решениям не разыгрывался, однако шансов на успех стало заметно больше у “западных”, чем у “восточных”. Но все это, заметим, происходило не в районе Барановичей или Лиды (как утверждалось в некоторых публикациях), а у самой границы и за ее пределами. И, следовательно, версия, что Г. К. Жуков “разгромил” Д. Г. Павлова там же и так же, как это через полгода сделали немцы, лишена всяких оснований.
Итак, в результате проверки оперативного плана в ходе игр выяснилось, что наступление в Восточной Пруссии оказалось трудновыполнимой задачей в связи с наличием в этом районе мощных укреплений; наступление Д. Г. Павлова в направлениях на Кенигсберг и Растенбург не принесло ожидавшегося успеха. Наступление же Юго-Западного фронта (Г. К. Жуков) во второй игре оказалось успешным и сулило более благоприятные перспективы. Отчетливо заметна прямая связь между результатами игр и теми положениями, которые были внесены в составленный 11 марта 1941 г. “Уточненный план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке” . Этот план заслуживает особого внимания, поскольку именно он в связи с заложенными в нем ошибками привел, по нашему мнению, к тяжелым последствиям в деле подготовки к войне, до которой, как потом выяснилось, оставалось всего три месяца.

Во-первых, в “Уточненном плане…” уже почти без тени сомнений считалось, что “Германия вероятнее всего развернет свои главные силы на юго-востоке от Седлец до Венгрии, с тем чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину” . Во-вторых, отмечалось, что “наиболее выгодным (подчеркнуто нами. - П. Б.) является развертывание наших главных сил к югу от р. Припять с тем, чтобы мощными ударами на Люблин, Радом и на Краков поставить себе первую стратегическую цель: разбить главные силы немцев и в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне против нас…” .
Следовательно, в “Уточненном плане…” окончательно закреплялся приоритет направления к югу от Полесья и для противника, и для Красной Армии. Какими бы доводами данное положение плана ни обосновывалось тогда (о главном из доводов подробнее будет сказано ниже), действительность показала, что это была серьезная ошибка Генерального штаба Красной Армии. Как известно, 22 июня Германия нанесла главный удар севернее Полесья. Таким образом, в январе 1941 г. оперативно-стратегическое звено командного состава РККА разыграло на картах такой вариант начала военных действий, который реальными “западными” (Германией) не намечался, а в марте этот же ошибочный вариант остался без изменений и в “Уточненном плане…”.

Правда, по плану не исключалось развертывание основной группировки немцев в Восточной Пруссии и на варшавском направлении. Логично предположить, что в плане предусмотрен соответствующий такой ситуации вариант развертывания сил Красной Армии. Так было сделано, например, в проекте оперативного плана, составленном еще при начальнике Генерального штаба Маршале Советского Союза Б. М. Шапошникове (до августа 1940 г.), где резонно указывалось: “Считая, что основной удар немцев будет направлен к северу от устья р. Сан, необходимо и главные силы Красной Армии (подчеркнуто нами. - П. Б.) иметь развернутыми к северу от Полесья” . Но ничего подобного в “Уточненном плане…” нет. Более того, в нем (очевидно, не без влияния результатов первой игры) содержится следующее положение: “Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям” (подчеркнуто нами. - П. Б.). Следовательно, авторы “Уточненного плана…” (он, как и предыдущий, исполнен А. М. Василевским), не исключая для Германии развертывания ее главной группировки к северу от Полесья, одновременно отрицали целесообразность развертывания на этом же направлении главных сил Красной Армии. Вдумаемся в это настораживающее положение плана той стороны, которая рассчитывала отразить потенциальную агрессию, но не считала необходимым создавать соответствующую группировку на одном из вероятных направлений главного удара противника. Ссылки на сложные природные условия местности и наличие в Восточной Пруссии сильно укрепленных районов, которые привел Ю. А. Горьков , справедливы, но они вряд ли объясняют этот парадокс. При Б. М. Шапошникове все условия были те же, но решение, как отмечалось выше, предлагалось другое, поскольку для отражения удара агрессора с этого направления не столь уж важно, какие укрепления есть в тылу у самого агрессора.
Ключ к пониманию такого странного положения находится в той же фразе плана: оказывается, весной 1941 г. опасение у Генерального штаба вызывали вовсе не удары противника из Восточной Пруссии и на варшавском направлении, а возможные здесь “затяжные бои”. Но для обороняющегося затяжные бои не худший вариант: если бы с началом Великой Отечественной войны на этих направлениях действительно развернулись такие бои, то немцы за три недели не продвинулись бы здесь на глубину 450-600 км.
Все дело, по нашему мнению, в том, что авторы “Уточненного плана…”, как и составители заданий на оперативно-стратегические игры, исходили из презумпции безусловно успешного отражения нападения противника в начальный период войны, после чего должно было развернуться наступление Красной Армии. А для успеха такого наступления на чужой территории затяжные бои были ни к чему. Поэтому Восточная Пруссия и оценивалась как неперспективное направление для возможных наступательных действий Красной Армии. Юго-западное же направление характеризовалось как “наиболее выгодное” именно потому, что наступление на этом направлении проходило бы по слабо подготовленной в оборонительном отношении территории, допускающей, к тому же, применение крупных соединений механизированных войск и кавалерии.
Таким образом, в “Уточненном плане…”, как и в оперативно-стратегических играх, во главу угла поставили не оборону, а наступление, но опять-таки после успешного отражения агрессии.
И, наконец, в-третьих, еще одна особенность этого плана, о которой самокритично свидетельствовал Г. К. Жуков, назначенный 1 февраля 1941 г. начальником Генерального штаба (он и ставил задачу начальнику Оперативного управления генерал-лейтенанту Г. К. Маландину на уточнение плана): “При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами” .
В предыдущих оперативных планах на 1940 и 1941 гг. неизменно указывалось: Германия может развернуть свою группировку на западной границе СССР через 10-15 дней после начала сосредоточения . Напомним, что и в оперативно-стратегических играх “западные” напали на “восточных”, не завершив развертывания. Однако уже было известно, что Германия в 1939 г. напала на Польшу, имея свои вооруженные силы полностью развернутыми. Эта особенность развязывания войны не осталась незамеченной советской военной теорией; в частности, она заняла центральное место в книге комбрига Г. С. Иссерсона “Новые формы борьбы” . Вопрос о начальном периоде войны возник и на декабрьском (1940 г.) совещании высшего командного состава Красной Армии. Начальник штаба Прибалтийского Особого военного округа генерал-лейтенант П. С. Кленов в своем выступлении подверг резкой критике книгу Г. С. Иссерсона. “Там, - говорил П. С. Кленов, - даются поспешные выводы, базируясь на войне немцев с Польшей, что начального периода войны не будет, что война на сегодня разрешается просто - вторжением готовых сил, как это было проделано немцами в Польше, развернувшими полтора миллиона людей. Я считаю подобный вывод преждевременным” . Он предложил поставить вопрос об организации особого рода наступательных операций начального периода войны, “когда армии противника не закончили еще сосредоточение и не готовы для развертывания” с целью воздействия на отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск противника для срыва этих мероприятий . Таким образом, речь шла об упреждающем ударе по противнику, оборонительной же операции начального периода войны П.С. Кленов не касался.
Это выступление на совещании с упоминанием о начальном периоде войны оказалось единственным. Никто больше не затрагивал данную тему, никто не возразил П. С. Кленову, никто и не поддержал его, включая и наркома обороны, выступившего с заключительной речью. Более того, С. К. Тимошенко высказал в ней следующее мнение: “В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового” . Такой вывод, безусловно, ослаблял внимание к проблемам начального периода войны. Поскольку заключительная речь С. К. Тимошенко была направлена в войска в качестве директивного документа, можно утверждать, что она в этой своей части имела негативные последствия для формирования взглядов командного состава Красной Армии на возможное начало войны в случае ее развязывания против СССР.
Во всяком случае, Генеральный штаб и в “Уточненном плане…” оставил прежнюю схему начала войны: активной обороной части прикрытия обеспечивают отмобилизование, сосредоточение и развертывание главных сил Красной Армии, которые затем переходят в решительное наступление с переносом военных действий на территорию противника. Срок развертывания германских армий предполагался прежний - 10-15 суток от начала сосредоточения ; этот же срок, как свидетельствовал Г. К. Жуков, отводился и для советских войск .

Следовательно, опыт нападения Германии на другие страны Генеральный штаб РККА полностью проигнорировал, сознательно намечая мероприятия по отмобилизованию, сосредоточению и развертыванию войск на период после начала приграничных сражений. Это была вторая крупнейшая ошибка Генерального штаба, требовавшая для ее устранения колоссальных усилий не только армии, но и страны, а также значительного времени. Исправлять эту ошибку пришлось очень скоро, но, как оказалось, времени для этого почти не осталось…

Уже через несколько недель ситуация на западных границах СССР настолько осложнилась, что Генеральный штаб вынужден был срочно вносить в “Уточненный план…” существенные коррективы. Об этом свидетельствуют “Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками” , датируемые по содержанию 15 мая 1941 г. Как минимум две особенности данного документа привлекают к нему пристальное внимание.
Во-первых, в отличие от других оперативных планов такого рода эти “Соображения по плану…” составлены только на случай войны с Германией и ее союзниками; разделы, которые касались развертывания Вооруженных Сил СССР на случай войны с другими потенциальными противниками, в документе отсутствуют.

А это говорит о том, что Генеральный штаб, анализируя складывающуюся на границах СССР обстановку пришел к выводу о непосредственной опасности войны с Германией в ближайшее время.
Во-вторых, если в предшествующих планах и в оперативно-стратегических играх была заложена концепция перехода Красной Армии в наступление после отражения нападения противника, то в “Соображениях по плану…” впервые выдвигалась идея “упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск” . По существу, предлагался упреждающий удар по германской армии. И для такого предложения, противоречившего ранее принятой концепции войны, у Генерального штаба появились веские основания. Приведенные в “Соображениях по плану…” сведения о состоянии германской армии показывали, что развертывание и действия Красной Армии по старой схеме - главные силы вступают в сражение через 10-15 дней после начала приграничных сражений, а сроки развертывания главных сил у стран примерно одинаковы - уже не соответствовали обстановке: выяснилось, что Германия “в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар” . Хотя и поздно - всего, как оказалось, за пять недель до войны - Генеральный штаб вынужден был признать свою ошибку в игнорировании опыта Второй мировой войны, говорившего о возможности внезапного перехода противника в наступление “всеми имеющимися силами, притом заранее развернутыми на всех стратегических направлениях” .
Учитывая сложившуюся обстановку.

Генеральный штаб предлагал заблаговременно провести такие же мероприятия, которые Германией уже были проделаны и без которых “невозможно нанесение внезапного удара по противнику как с воздуха, так и на земле” : скрытое отмобилизование (под видом учебных сборов) и сосредоточение войск (под видом выхода в лагеря) к западной границе, скрытое сосредоточение авиации на полевые аэродромы, развертывание тыла и госпитальной базы . По завершении этих мероприятий - нанести по германской армии внезапный упреждающий удар с целью разгромить ее главные силы, развертываемые южнее линии Брест, Демблин, и выйти к 30-му дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. В качестве ближайшей задачи намечалось разгромить германскую армию восточнее р. Висла и на краковском направлении, выйти на pp. Нарев, Висла и овладеть районом Катовице, после чего, наступая в северном или северо-западном направлении, “разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии” . Заметим: это фактически те же задачи, решение которых отрабатывалось в оперативно-стратегических играх.
Безусловно, положение об упреждающем ударе Красной Армии, совершенно недвусмысленно сформулированное в “Соображениях по плану…”, - это принципиально новый факт для изучающих предысторию Великой Отечественной войны. Он совершенно не вписывается в уже сложившуюся концепцию этой войны и потому, наверное, с таким усердием отрицается. Даже Ю. А. Горьков, сам впервые полностью опубликовавший этот документ, в котором вещи названы своими именами, тут же попытался доказать, что в “Соображениях по плану…” речь якобы идет скорее об обороне, чем о наступлении, а если и о наступлении, то не упреждающем и не в 1941 г. В частности, Ю. А. Горьков трактует общую стратегическую идею майского плана так, что по нему якобы “предусматривалась оборона на 90 % протяженности фронта в течение почти месяца, и только затем в зависимости от условий предполагались наступательные действия” . Но в плане рукой Н. Ф. Ватутина четко дописан обобщающий абзац: “Красная Армия начнет наступательные действия с фронта Чижев, Лютовиска силами 152 дивизий против 100 германских. На остальных участках госграницы предусматривается активная оборона” . Из этого следует, что упреждающий удар планировалось нанести основными силами Красной Армии (свыше 70 % дивизий, входивших в состав намеченных к развертыванию на западной границе СССР фронтов ). А полоса этого удара от Чижева (65 км западнее Белостока) до Лютовиска (60 км южнее Перемышляр достигала 650-700 км, т. е. почти треть протяженности западной границы от Мемеля (Клайпеды) до устья Дуная.
Далее в статье Ю. А. Горькова заявляется, что “план 15 мая 1941 г. не предусматривал нанесение упреждающего удара именно в 1941 г.” Подчеркивания, сделанные Ю. А. Горьковым при публикации плана , должны, очевидно, свидетельствовать в пользу такого утверждения. Но распоряжение о полном завершении разработки планов обороны госграницы и ПВО к 1 июня 1941 г. имело целью, как это видно из документа, “обеспечить себя от возможного внезапного удара противника, прикрыть сосредоточение и развертывание наших войск и подготовку их к переходу в наступление” и никак не снимало вопроса об упреждающем ударе. Да и относится рассматриваемое распоряжение к разделу, название которого говорит само за себя: “VI. Прикрытие сосредоточения и развертывания” . Приведенные в плане сведения о небоеспособности 115 авиаполков, “на полную готовность которых можно рассчитывать к 1.1.42 г.” , говорят только об одном: на какие дополнительные силы авиации и когда можно рассчитывать, ибо война, безусловно, не представлялась Генеральному штабу скоротечным делом. Под этим же углом зрения следует рассматривать и дописанный Н. Ф. Ватутиным абзац о необходимости строительства и вооружения укрепленных районов, в том числе и на границе с Венгрией в 1942 г. , а также пункт с просьбой утвердить предложение о строительстве новых укрепрайонов ; к тому же, на границе с Венгрией по плану от 15 мая 1941 г. предусматривалась активная оборона.
Самое главное свидетельство в пользу подготовки упреждающего удара именно в 1941 г. заключается в том, что все сказанное в “Соображениях по плану…” о германской армии оценивалось с позиций “политической обстановки сегодняшнего дня” (подчеркнуто нами - П. Б.). И понятно, что откладывать выполнение предложенных в плане мероприятий до 1942 г. было бессмысленно, поскольку обстановка на западной границе СССР менялась не в его пользу с каждым днем. Генеральный штаб считал, что Германии, войска которой полностью отмобилизованы, и 120 из 180 дивизий, которые она может выставить против СССР, уже сосредоточены на его западной границе, осталось сделать лишь шаг перед началом боевых действий, а именно - развернуть свои группировки в соответствии с планом войны против СССР. Надо было, во-первых, срочно ликвидировать это преимущество Германии (поэтому в “Соображениях по плану…” и предлагались в качестве первоочередных мероприятий по скрытому отмобилизованию и сосредоточению войск), а во-вторых, - ни в коем случае не отдать инициативу действий в руки германского командования и самим атаковать германскую армию в стадии ее развертывания .

Таким образом, “Соображения по плану…” являются ценным и убедительным свидетельством реакции Генерального штаба РККА на действия Германии в то время. Подчеркиваем это особо в связи с попытками рассматривать этот документ в качестве подтверждения подготовки советской стороны к осуществлению давнего замысла “мировой революции” . Он не был также плодом чьих-то досужих упражнений на стратегическую тему, ибо руку к нему приложили лица, имевшие непосредственное отношение к составлению предшествующих планов стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР: заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба генерал-майор А. М. Василевский и заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин . Таким образом, документ представлял собой ясно выраженную позицию Генерального штаба по вопросу войны с Германией. И позиция эта заключалась в том, что нападение Германии на СССР может произойти в ближайшее время, т. е. летом 1941 г.
Из плана от 15 мая 1941 г. отчетливо видно: Генеральный штаб рассматривал упреждающий удар как способ сорвать ставшее по многим сведениям неизбежным нападение Германии на СССР. Здесь уместно заметить, что в директиве по плану “Барбаросса” особо подчеркивалось: “Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть (подчеркнуто нами. - П.Б.) не были распознаны” . Однако в подписанном начальником генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковником Ф. Гальдером 12 февраля 1941 г. плане перебросок войск к границам СССР довольно точно прогнозировалось, что в период с 25 апреля по 15 мая наступательные намерения вермахта станут более ясными и “скрыть развертывание войск для ведения наступательных операций не представляется возможным”, а с 6 мая уже не будет “никаких сомнений относительно наступательных намерений” германских войск. Действительно, к началу мая тайное окончательно стало явным , в результате чего и появился на свет советский план от 15 мая 1941 г. Генеральный штаб РККА предложил разумное с военной точки зрения решение проблемы, оставив в стороне все ее политические, дипломатические и иные нюансы, ибо нельзя было не учитывать, что немцам за истекшие 20 месяцев Второй мировой войны четырежды удалось упредить в стратегическом развертывании вооруженные силы государств, подвергшихся агрессии со стороны Германии . “Доказательств того, что Германия изготовилась для военного нападения на нашу страну, имелось достаточно - в наш век их скрыть трудно, - вспоминал А. М. Василевский. - Опасения, что на Западе поднимется шум по поводу якобы агрессивных устремлений СССР, нужно было отбросить. Мы подошли волей обстоятельств, не зависящих от нас, к рубикону войны, и нужно было твердо сделать шаг вперед .

Итак, предлагался упреждающий удар по Германии. Но в таком случае нельзя оставить без внимания реанимированную В. Суворовым версию гитлеровского руководства о “превентивной войне” Германии против СССР. Эта версия давно разоблачена, но В. Суворов в очередной раз пытается переложить вину за развязывание войны с Германии на СССР. При этом спор о “превентивности” вовсе не так уж и бесплоден, как считает М. И. Мельтюхов, поскольку предметом спора фактически является утверждение, что СССР сам же и инициировал собственную трагедию 1941 г. И не надо идти в глубину веков, чтобы найти “точку отсчета взаимных претензий” , приведших к войне: важно определить момент перевода этих претензий в конкретные военно-стратегические решения.
Казалось бы, из этого исходит и В. Суворов. “Историки, - заявляет он, - до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско-германскую войну 1941 года? При решении этой проблемы историки-коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. А почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание, т. е. кто все-таки первым потянулся к пистолету?” Но В. Суворов сознательно уходит от фактов, которые не вписываются в защищаемую им версию. Иначе легко заметить, что и по его “другому критерию” первой “потянулась к пистолету” Германия. Даже план советского командования от 15 мая 1941 г., несмотря на содержащееся в нем предложение об упреждающем ударе по германской армии, не добавляет никаких аргументов в пользу гитлеровской версии о “превентивной войне”.

Для Гитлера и его сообщников этот советский план, как и предыдущие, не играл никакой роли в принятии решения о нападении на СССР. Такое решение было принято еще в июле 1940 г., после чего началось детальное планирование войны. Основные наметки германского плана агрессии против СССР были, как уже отмечалось, проверены на оперативно-стратегической игре в генеральном штабе сухопутных войск в ноябре - декабре 1940 г., директива по плану нападения на СССР (план “Барбаросса”) подписана Гитлером 18 декабря 1940 г., директива ОКХ по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск издана 31 января 1941 г., а выполнение ее началось уже в феврале 1941 г. Даже первоначальный срок готовности к действиям по плану “Барбаросса” - 15 мая 1941 г. - определен в декабре 1940 г. в вышеупомянутой директиве Гитлера. История распорядилась так, что дата 15 мая 1941 г. совпала с датой анализируемого нами плана советского командования. И уже поэтому данный план никак не может фигурировать в качестве оправдания гитлеровской агрессии. Все же предыдущие планы советского командования и оперативно-стратегические игры января 1941 г. исходили из того, что СССР не будет нападающей стороной.
Но тогда о чем свидетельствуют проведенные советской стороной в мае-июне 1941 г. мероприятия (скрытое частичное отмобилизование военнообязанных запаса под видом учебных сборов, скрытое выдвижение к западным границам ряда объединений и соединений, в том числе и из внутренних округов, и др. , которые во многом соответствовали предлагавшимся в плане от 15 мая 1941 г.? По нашему мнению (совпадающему с мнением В. Н. Киселева, М. И. Мельтюхова и др.), только об одном: план был доложен И. В. Сталину и в принципе был одобрен им. Скажем больше: этот план не мог оставаться черновой запиской Оперативного управления, не мог не быть доложенным И. В. Сталину в силу своего чрезвычайного характера. Нет сомнений в том, что Сталин, какими бы мотивами он при этом ни руководствовался, всячески стремился в то время избежать войны с Германией (в чем не сомневались и сами немцы, оценивавшие шаги Кремля с целью не допустить войны как “невроз на почве страха” ).

Однако майский план Генерального штаба был документом особого рода: он требовал немедленных решений, которые не соответствовали вышеуказанной позиции Сталина, поскольку Генеральный штаб предлагал нанести упреждающий удар, т. е. возложить на СССР инициативу в развязывании войны с Германией. Просто отбросить это предложение как неприемлемое было невозможно, ибо в этом же документе четко говорилось о том, что Германия фактически готова в ближайшее время напасть на СССР в выгодных для вермахта и крайне невыгодных для Красной Армии условиях.
Как верно заметил А. С. Орлов, никто не знает, о чем в действительности тогда думал Сталин . Но совокупность фактов того времени дает основание предположить, что Сталин, согласившись (правда, не полностью) с предложениями Генштаба, потребовал строжайше соблюдать меры скрытности, предосторожности, чтобы не дать Германии повод начать войну, по крайней мере, раньше, чем завершатся предложенные Генштабом мероприятия по стратегическому развертыванию Красной Армии.
Сторонникам версии о “превентивной войне” Германии против СССР остается только заявить, что сами эти мероприятия и явились причиной нападения вермахта 22 июня 1941 г. Это и делает В. Суворов, когда утверждает: “13 июня 1941 г. - это момент, когда 77 советских дивизий внутренних округов “под видом учебных сборов” устремились к западным границам. В этой ситуации Адольф Гитлер… и нанес удар первым” .

Но для такого утверждения нужно быть уверенным, что Гитлер знал о содержании советского плана или имел представление о характере проводимых советской стороной мероприятий. Однако В. Суворов таких данных не приводит. “Не знаю, - признается он, - что было известно в первой половине июня германской военной разведке и что ей было неизвестно” . По данному поводу заметим, что любое из проводившихся Генштабом мероприятий в мае - июне 1941 г. могло быть отнесено разведкой к подготовке не только наступления, но и обороны.

Об этом, в частности, свидетельствует разведсводка № 5 отдела по изучению иностранных армий Востока генерального штаба ОКХ за период с 20 мая по 13 июня (т. е. как раз к дате, которую усердно эксплуатирует В. Суворов!). В ней отмечается, что численность Красной Армии в европейской части СССР увеличилась на 5 стрелковых, 2 танковых дивизии и 1 танковую (мотомеханизированную) бригаду и составляет: стрелковых дивизий - 150, кавалерийских - 25,5, танковых - 7, танковых (мотомеханизированных) бригад - 38 . Далее в разведсводке констатировалось, что положение с призывом в Красную Армию в основном не изменилось, что продолжающиеся перевозки советских войск в западном направлении служат “только для пополнения соединений военнослужащими запаса до штатов военного времени и обучения их в летних лагерях” , что перегруппировки внутри отдельных групп войск связаны с обменом соединениями, что возможны местные наступательные удары русских в Южной Бессарабии и в районе Черновиц. И, наконец, общий вывод германской разведки: “…в основном же, как и прежде, ожидаются оборонительные действия” (подчеркнуто нами.- П. Б.).
Таким образом, германское руководство не имело в своем распоряжении убедительных данных для предъявления Советскому Союзу обвинения в подготовке агрессии против Германии. Если бы гитлеровцы располагали такой информацией, они не преминули бы ее использовать в официальных документах с началом войны. Но никаких фактов для этих документов они так и не собрали. И не случайно в ноте МИД Германии Советскому правительству от 21 июня 1941 г. после обвинений в адрес СССР в шпионаже, пропагандистской деятельности, антигерманской направленности советской внешней политики в качестве свидетельства “интенсивности военных приготовлений Советского Союза” приводится… отчет югославского военного атташе в Москве от 17 декабря 1940 г. (!). Из этого отчета цитируется в ноте следующее место: “По данным, полученным из советских кругов, полным ходом идет перевооружение ВВС, танковых войск и артиллерии с учетом опыта современной войны, которое в основном будет закончено к 1 августа 1941 г. Этот срок, очевидно, является и крайним (временным) пунктом, до которого не следует ожидать ощутимых изменений в советской внешней политике” . Думается, нет необходимости доказывать, что на таких основаниях можно объявлять войну в любой момент любому государству, которое имеет армию и модернизирует ее.
Далее в этом же меморандуме отмечается: все сомнения германского руководства в отношении намерений Красной Армии “были полностью развеяны сообщениями, полученными Верховным главнокомандованием вермахта в последние дни. После проведения всеобщей мобилизации в России против Германии развернуто не менее 160 дивизий”, а “созданная группировка русских войск, в особенности моторизованных и танковых соединений, позволяет Верховному Главнокомандованию России в любое время начать агрессию на различных участках германской границы”, где соединения Красной Армии “сосредоточены и развернуты в готовности к нападению” . Но хорошо известно, что к 22 июня в СССР не было ни “всеобщей мобилизации”, ни тем более сосредоточенных и развернутых “в готовности к нападению” советских войск. И хотя мероприятия по майскому плану Генерального штаба начали частично осуществляться, к началу войны Красная Армия в силу ряда причин (в том числе и названных выше) оказалась не готовой ни к наступлению, ни к обороне и даже не была приведена в боевую готовность.

А руководство Германии, наоборот, в июне завершало начатую в 1940 г. подготовку к нападению на СССР. Еще 30 апреля 1941 г., т. е. до появления у советского командования соображений о нанесении Красной Армией упреждающего удара и уж тем более до начала проведения каких бы то ни было соответствующих практических мероприятий, была окончательно установлена дата нападения на СССР - 22 июня. С 22 мая для германских железных дорог был введен график ускоренного движения, по которому к границе СССР уже фактически открыто сосредоточивались и развертывались основные силы вермахта. 5 июня начальник штаба верховного главнокомандования генерал-фельдмаршал В. Кейтель направил для исполнителей утвержденный Гитлером расчет времени к операции по плану “Барбаросса” . 8 июня группам армий и армиям были доведены окончательно задачи по этому плану, а 10 июня командование действующей армии получило распоряжение о дне начала операций против СССР - 22 июня 1941 г. . Отметим, что все это гитлеровцы проделали до 13 июня, в связи с чем вся система “аргументации” В. Суворова, привязанная к этой дате, рушится из-за отсутствия основания. А 14 июня на совещании у Гитлера в Берлине были заслушаны доклады командующих войсками на Востоке о готовности к операциям.
22 июня 1941 г. фашистская Германия совершила, как установил Международный военный трибунал на Нюрнбергском процессе, тщательно подготовленное нападение на Советский Союз “без какого-либо предупреждения и без тени законного оправдания. Это была явная агрессия” . Об этом же свидетельствуют и все документы (в том числе и упоминавшиеся выше), опубликованные уже после Нюрнбергского процесса. Рассуждения же В. Суворова о том, что было бы, если бы Гитлер не напал на Сталина 22 июня, а, к примеру, решил осуществить захват Гибралтара и в связи в этим “операцию “Барбаросса” отложил на два месяца” ,- такие рассуждения относятся уже к области бесплодных гаданий, возникающих на почве отсутствия фактов для доказательства недоказуемого.
Конечно, все сказанное не может быть утешением в свете той беды, которую принес нашему народу день 22 июня 1941 г. Причины ее многообразны, разноплановы. Думается, что свою негативную роль сыграли и те выводы, которые были сделаны по итогам оперативно-стратегических игр в январе 1941 г.: 22 июня отпор врагу организовывали те же командиры, которые из упомянутых игр не могли не вынести стойких убеждений, что начальный период войны будет для Красной Армии безусловно успешным, что советским войскам придется в основном наступать, что наступление развернется на территории напавшего врага и т. п. Неоспоримыми фактами массового героизма бойцов и командиров Красной Армии, проявленного в первые дни войны, в исторических трудах нередко (и не безуспешно) прикрывались крупные недостатки и даже провалы, допущенные на самом высоком военном уровне в планировании первых операций войны, в подготовке войск и штабов и в решении многих других вопросов, от которых, в конечном счете, зависела обороноспособность страны, боеготовность и боеспособность Красной Армии. Документы, опубликованные в последнее время, дают основание утверждать, что срок вероятного нападения на СССР фашистской Германии - лето 1941 г. - был определен Генеральным штабом Красной Армии верно, но слишком поздно. Основной же просчет Генеральный штаб сделал, как уже отмечалось, в марте 1941 г., когда в “Уточненный план стратегического равертывания…” были внесены ошибочные положения, уже давно не соответствовавшие опыту Второй мировой войны и реально складывавшейся обстановке.

Думается также, что нет достаточных оснований считать главной ошибкой того времени просчет Сталина в определении сроков нападения на нас Германии (которые он якобы относил к 1942 г.), а из этого выводить недочеты в планировании военных действий и в осуществлении мероприятий по подготовке Красной Армии к отражению агрессии. Но, безусловно, на Сталине лежит персональная ответственность за отказ дать разрешение на приведение войск западных приграничных округов в полную боевую готовность, что могло бы существенно повлиять на результаты боевых действий Красной Армии в начале войны, даже несмотря на незавершенность сосредоточения и развертывания ее частей и соединений.
Эти и другие ошибки обернулись величайшей трагедией для нашего народа и его армии. Как известно, наиболее тяжелая ситуация в начале войны возникла в полосе Западного фронта. Именно его командование и обвинил Сталин в первых неудачах Красной Армии. В проект приказа наркома обороны № 0250 от 28 июля 1941 г. с объявлением приговора по делу генералов Д. Г. Павлова, В. Е. Климовских, А. Т. Григорьева и А. А. Коробкова вождь своей рукой вписал строки обвинения “за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти”, он же самолично вставил в текст приказа слова “и этим дали врагу возможность прорвать фронт” .

Но 22 июня рухнул не только Западный фронт: рухнула вся концепция войны, разработанная Генеральным штабом и одобренная на самом высоком уровне. Несправедливо обвиненные Д. Г. Павлов и его ближайшие помощники были лишь первыми ответчиками за все, в том числе и за ошибки Сталина и руководителей Наркомата обороны и Генерального штаба. Последние тоже очень скоро под разными предлогами были освобождены от занимаемых должностей, сам же Сталин, как всегда, не отвечал ни перед кем. Кровью советских людей пришлось расплачиваться за допущенные перед войной ошибки. “Историкам, исследующим причины неудач вооруженной борьбы с Германией в первом периоде войны, - заметил Г. К. Жуков, - придется тщательно разобраться в этих вопросах, чтобы правдиво объяснить истинные причины, вследствие которых советский народ и страна понесли столь тяжелые жертвы” . Упомянутые нами статьи в периодической печати на эту тему являются серьезным шагом в исследовании указанных причин. Но актуальность самой задачи отнюдь не снята. Рассекречивание и публикация пока еще скрытых от историков документов может пролить дополнительный свет на истинную подоплеку событий весны и лета 1941 г.
Примечания.
Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 29-45.
Отечественная история. 1994. № 3. С. 4-22.
Суворов В. Ледокол. М., 1992.
Отечественная история. 1994. № 3. С. 3.