Войти
Русь. История России. Современная Россия
  • Что изучает социальная психология
  • Океан – наше будущее Роль Мирового океана в жизни Земли
  • Ковер из Байё — какие фильмы смотрели в Средние века
  • Библиотека: читающий малыш
  • Всадник без головы: главные герои, краткая характеристика
  • 3 стили речи. Стили текста. Жанры текста в русском языке. §2. Языковые признаки научного стиля речи
  • Литературовед евгений арензон о велимире хлебникове как вожде русской поэзии. Велимир Хлебников. Биография Чем эти собрания отличаются от предыдущих

    Литературовед евгений арензон о велимире хлебникове как вожде русской поэзии. Велимир Хлебников. Биография Чем эти собрания отличаются от предыдущих

    Сочинение

    Велимир Хлебников (1885-1922). Неоценимый взнос в развитие идей футуризма внес выдающийся русский поэт Велимир Хлебников.
    Хлебников - хляби созвучий мятежной,
    превозмогание косности космоса.
    Надобно сердце неслыханно нежное,
    чтобы предтечей стать Маяковского
    …Думали: музы запущенный хлев,
    ритмов расхристанных душный склеп.
    Вышло: сиротство судьбы одолев,

    Хлебников - века насущный хлеб”, - писал о поэте Зиновий Валвшонок. “Колумбом новых поэтических материков” назвал его Маяковский, с горечью констатируя прижизненную не признанность поэта. Хлебников был ни на кого не похожим, выделялся поэтической экстравагантностью даже среди футуристов, которых он называл будетлянами. Его поэзия - это каскад бесконечных художественных экспериментов и творческих поисков, попытка поиска корневых, наиболее сущностных закономерностей исторического развития человечества и бытия каждого отдельного человека, попытка построения универсальных законов мышления и языка и таких же вечных законов космоса, который ассоциировался для него с огромной звездной книгой с вписанными в нее в виде таинственных символов знаками природы.

    Идеи Хлебникова отображены в его многочисленных поэтических и прозаичных произведениях: “Учитель и ученик”(1912), “Слово как таковое” (1913), “Битвы” (1917), “Сборник стихов” (1907- 1914), “Творение” (1901 - 1908), “Ошибка смерти” (1917), “Зангези” (1922) и другие. Спектр творческих интересов поэта чрезвычайно широкий: это и история Руси, ее верования и фольклор, общеславянская мифология, азиатские религиозные и мифологические мотивы, автобиографический элемент, перспективы развития человеческой цивилизации и т.п. Хлебников создал немало образцов экспериментальной лирики, в которой проявили себя принципы нового словотворчества. Это и стих, полностью построенный на однокоренных словах, объединение которых создает необыкновенный звуковой эффект и сложную игру эмоционально-смысловых значений:

    О, рассмейтесь, смехачи!
    В, засмейтесь, смехачи!
    Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
    О, засмейтесь усмеяльно!…

    Это и стихи звукообразы, которые создают пластический, почти наглядный портрет рождаемого через стих и артикулярного звука. Это и стихи “оборотни”, которые читаются и слева направо, и справа налево. В такой форме он написал целую поэму “Разин”:

    Сетуй утес!
    Утро черту!
    Мы, низари, летели Разиным.
    Течет и нежен, нежен и течет.
    Волгу див несет, тесен вид углов…

    В поисках сугубо славянских слов Хлебников часто обращался к украинскому языку: “дом”, “вырей”, “чоботы”, “онучи”, “Горинож”, “что ты робишь печенеже?”. Украинская тематика звучит и в отдельных его произведениях - “Из песен гайдамаков” (1912), “Курган” (1915). Знакомый поэта Д. Петровский рассказывал, что “Хлебников, по материнской линии был украинцем, …чем и объясняется большое количество образованных от украинских корней слов в его произведениях. Украинский язык, который до этого времени остается более непосредственным и свежим, такой, что сохраняет звуковую символику, был необходим Хлебникову, который экспериментировал в это время с языком”. Интересно, что Хлебников не только был знаком с творчеством Т. Шевченко, но и в своих письмах, написанных с войны (1914 г.) проводил аналогии между своей тяжелой солдатской судьбой и солдатчиной Т. Шевченко времен его ссылки. Но чуть ли не наиболее интересным и значительным был взнос поэта в разработку создаваемого футуристами высокомерного языка.

    Высокомерный язык - это, как известно, специфическая разновидность индивидуального словотворчества, которая вбирает слова и словообразовательные повороты, которые характеризуются ослабленностью или полным отсутствием предметных значений. Язык, который лежит за пределами рационального понимания, общепринятых его норм, беспредметный язык. Эксперименты над языком проводили все футуристы, но концепция высокомерного языка Хлебникова была наиболее аргументированной и глубокой, “…слово, - писал он, - звуковая кукла, словарь - собрание игрушек. Но язык естественно развивался с немногих единиц азбуки: согласные и громкие звуки были струнами этой игры в звуковые куклы. А если брать соединения этих звуков в произвольном порядке, например: бобзоби или дыр бул щ(ы)л, или Манч! Манч! (или) или бреос! - это такие слова, которых нет ни в одном языке, но вместе с тем они что-то говорят, что-то неуловимое, но существующее.

    Эти произвольные соединения (звуков), игра голоса вне слов, получили название высокомерного языка. Высокомерный язык - означает то, что лежит за пределами понимания. То, что в заклятиях, заказах высокомерный язык подчиняет и вытесняет понятный, доказывает, что у него особая власть над сознанием, особые права. Но есть путь сделать высокомерный язык понятным. Если взять одно слово, скажем, “чашка”, то мы не знаем, какое значение имеет для целого слова каждый отдельно взятый звук. Но если собрать все слова с первым звуком Ч (чаша, череп, чан и т.д.), то все другие звуки друг друга взаимоуничтожают, и то общее значение, которое есть у этих слов, и будет значением Ч. Сравнивая эти слова на Ч, мы видим, что все они означают “одно тело в оболочке другого”. Ч - означает “оболочка”.

    И, таким образом, высокомерный язык перестает быть высокомерным. Он превращается в игру по осознанной нами азбуке - новым искусством, на пороге которого мы стоим. Высокомерный язык выходит из двух предпосылок: Первый согласный звук простого слова руководит всем словом - приказывает другим. Слова, которые начинаются одинаковым согласным звуком, объединяются одним и тем же понятием и словно летят с разных сторон в одно и то же пятнышко сознания. Если собрать слова на Ч: чулок, чувяк, чуни, чуп(а)ки, чехол и чаша, чара, чан, челнок, череп, чахотка, чучело, - то видим, что все эти слова встречаются в пятнышке такого образа. Будет это чулок или чаша, в обоих случаях объем одного тела (ноги или воды) заполняет пустоту другого тела, которое служит для него поверхностью.

    Если окажется, что Ч во всех языках имеет одно и то же значение, то решается вопрос о мировом языке: все виды обуви будут называться на Ч, все виды чашек – на - все ясно и просто. По крайней мере “дом” означает дом не только по-русски, но и по-египетски; “хижина, хутор, храм, хранилище “, - мы видим, что значение (X) - “полоса препятствия между точкой и другой точкой, которая двигается к ней”. Значение В в обращении одной точки вокруг другой, недвижимой. Отсюда - водоворот, ворот, вьюга, вихрь и много других слов. Таким образом, высокомерный язык является будущим мировым языком в зародыше. Только он может объединить людей». Вот характерный образец практического использования высокомерного языка у самого Хлебникова (монолог Зангези из одноименной “надповести”, плоскость XIX): “К Зангези подводят коня. Он садится.

    Зангези
    Иверни выверни,
    Умный игрень!
    Локоны тучери,
    Мучери ночери,
    Точери тучери, вечери очери.
    Четками чуткими
    Пали зари,
    Иверни, выверни,
    Умный игрень! и т.д.

    Спектр творческих интересов Хлебникова чрезвычайно широкий. По оценке С. Бавина, “все творчество Хлебникова можно расценивать как исполинский фрагмент словесного выражения природно-космического и земного бытия. История Руси в соотнесенности с историей Польши (поэма “Марина Мнишек”), с историей Азии (поэма “Хаджитархан”), с современностью (поэма “Сельская дружба”); мифология индуистская (стих “Меня приносят на слоновьих…”) и славянская (стихи “Перун”; “Ночь в Галиции”); то же разнообразие - в повестях: азиатские мотивы - в “Охотнике Усагали”, русские - в “Николае”, южнославянские (”черногорские”) - в “Закаленном сердце”… Во многих из названных произведений заметно выделяется и элемент автобиографизма, что легко объединяется с чрезвычайно широкими историческими обобщениями”.

    Среди произведений Хлебникова - многочисленные “эпосы” - славянский фольклорный эпос (”Лесная дива”, “Вила и Леший”, “Шаман и Венера”, драма-сказка “Снижимочка” и прочие), азиатский (”Труба Гульмули”, “Азы и узы”, “Тиран без То”), фантастическая лирикофилософская повесть “Ка” - о человеческом духе, который объединяет времена, народы, мифологические и исторические представления о душе, творчестве, любви. Это, в конце концов, статья “Ряв о железных дорогах”, в которой Хлебников размышляет о развитии цивилизации в связи с развитием транспорта в странах Европы, Америки, России.

    В 1921 году романтик-фантазер Хлебников присоединился к частям Красной Армии, которые осуществляли поход в Персию с целью предоставления помощи иранским революционерам. В том же 1921 г. Хлебников сказал: “Люди моей задачи часто умирают, когда им исполняется тридцать семь лет”. В следующем году он умер в возрасте 37 лет.

    Старший научный сотрудник Института мировой литературы РАН Евгений Арензон рассказал «Ленте.ру» о том, как готовились собрания сочинений главных русских футуристов Владимира Маяковского и Велимира Хлебникова, о творческом пути поэтов и об их взаимном влиянии. Он проанализировал тексты Хлебникова и показал рождение новой поэзии, основанной на славянском корнесловии.

    Чем эти собрания отличаются от предыдущих

    В издательстве «Наука» вышли три первых тома двадцатитомного полного собрания произведений Маяковского. Это четвертое собрание отличается объемом и значимостью комментария, научной структурой, подготовкой текста и содержанием. В нем впервые представлены репродукции произведений Маяковского как художника: живопись, очень интересная графика (прежде всего - шаржи) и плакаты. Собрание готовилось сотрудниками Института мировой литературы (ИМЛИ) очень долго: нужно было дать совершенно новую композицию томов, пройти по следам предыдущих полных собраний сочинений, сверить все материалы.

    Что касается собрания сочинений Хлебникова (увы, не полного), это уже была частная инициатива. Его начинал делать мой товарищ по университету Рудольф Валентинович Дуганов. Он стал интересоваться Хлебниковым, как я, еще в студенческие годы. Мы посещали семинар по творчеству Маяковского, который вел Виктор Дувакин - маяковед с незашоренным взглядом, не идеологизированный, с которым можно было говорить обо всем на свете, дискутировать. Впрочем, в годы первой советской оттепели Хлебниковым официально в университете заниматься было нельзя.

    Его никто не запрещал, но он эстетически был в стороне от того, что называлось или считалось «реалистической литературой», поэтому поэт, называвший себя заумником, так и оставался в маргиналиях истории литературы. По нему нельзя было писать курсовые и дипломные работы.

    Биография Маяковского еще не написана

    Хотя Маяковский изучен и опубликован больше, чем многие другие писатели ХХ века, нельзя сказать, что мы все о нем знаем: авторитетной биографии Маяковского, выстроенной по важным моментам жизни, творчества, учитывающей его встречи, дружбы, любови и разрывы, еще нет. Есть много мемуарной литературы, беллетристические опыты, но обобщить все это очень тяжело в силу сложности фигуры поэта, его неординарной легендарности.

    Маяковский называл Хлебникова одним из главных учителей своих современников Давида Бурлюка, Каменского, Асеева, Пастернака. При этом о Маяковском говорили, что он пошел дальше Хлебникова и в другом направлении - он поэт огромного экспрессивного заряда. В течение последующих лет значимость их в глазах общества (и особенно экспертов) менялась, увеличивался интерес к Хлебникову и уменьшалось влияние Маяковского.

    Связано это и с тем, что после ХХ съезда партии Сталина разоблачили, припомнили его слова о поэте: «Маяковский - лучший и талантливейший». Виктор Дувакин (русский советский литературовед, филолог, архивист, педагог - прим. «Ленты.ру» ) - один из немногих, кто говорил, что одно дело - оценка Сталина, с этим, мол, еще надо разобраться, и другое дело - творчество поэта и место, занимаемое им в поэзии, в истории русской культуры. Немногие маяковеды могли себе такое мнение позволить.

    Кто и как читал рукописи Хлебникова

    Рудольф Валентинович Дуганов, мой товарищ, работая в Музее Маяковского, близко сошелся с Николаем Ивановичем Харджиевым - крупнейшим знатоком русского художественного авангарда. Общаясь с ним, Дуганов все больше проникался особым характером текстологии, который нужно применять для понимания Хлебникова. Он научился читать рукописи поэта и сравнивал их с тем, как тот печатался при жизни: были смешные ошибки и ужасное непонимание деталей.

    Ошибки в изданиях связаны с тем, что Хлебников сам постоянно переписывал свои тексты, не доводя их до конца. Друзья забирали у него рукописи, а он разрешал их править. При этом подразумевалось, что раз это «заумь», то тексты можно понимать по-разному. Отсюда такой разнобой в печатных источниках.

    К столетнему юбилею Хлебникова в 1985 году появилось много глубоких исследований его стиля. Большой сборник «Творений» поэта подготовили историк авангарда Александр Ефимович Парнис и лингвист Виктор Петрович Григорьев. Рудольф Валентинович Дуганов задумал сделать собрание сочинений академического толка, а внутри расположить материал хронологически. Он предложил мне работать с ним.

    От идеи к воплощению

    Мы работали на свой страх и риск. Не получая никаких грантов, сами сделали первый том, довели до верстки (его можно было печатать) и с этим первым томом обратились в издательство «Художественная литература». С нами заключили договор, но тут случился распад СССР, пришел конец всем советским институциям, в том числе и книгоиздательской структуре, - все это коснулось, разумеется, художественной литературы, и наш план не реализовался. Потом мы несколько лет бродили по разным издательствам, после чего появилась препона не идеологическая, а чисто коммерческая: мол, вы давайте все шесть томов сразу, но это было невозможно сделать.

    Рудольф ушел из жизни совершенно неожиданно, в 1998 году. Только два года спустя в ИМЛИ мне предложили продолжить эту работу, чем я и занимался несколько лет. Шеститомный труд вышел в семи книгах, так как материал, предназначенный для последней книги (она вышла в 2007 году), получился слишком объемным. Это самое полное собрание сочинений поэта, но, конечно, не весь Хлебников.

    Трудно сказать, можно ли сделать для этого поэта полное собрание сочинений. Некоторые его вещи (например, легендарные «Доски судьбы») мы дали только в фрагментах - не всё, что есть в архиве РГАЛИ. Тем не менее это первое самое большое собрание сочинений Хлебникова. Год назад частное издательство Дмитрия Сечина повторно издало наш шеститомник.

    Хлебников Виктор Владимирович

    Именно так звали при жизни поэта, который на 8 лет был старше Маяковского. В 1912 году, когда Маяковский начал читать знакомым свои еще не опубликованные стихи, у Хлебникова уже была литературная биография. Люди, которые тогда делали современное искусство (живопись, поэзия, театр), уже считали его главным представителем направления новаторов.

    Поэт начинал свою литературную работу в рядах символистов. В начале 1908 года, будучи студентом Казанского университета (он занимался математикой, потом перешел на естественно-научный факультет), он отправил свои стихотворения мэтру символизма Вячеславу Иванову, ожидая от него ответа.

    Иванов пророчествовал: «Возникает новый язык нашей поэзии, язык, который должен прорастить корни народного творчества и стать общеславянским языком». Это была очень важная для Хлебникова мысль. Хлебниковские начинания, его интерес к славянству, к народному творчеству, к тайнам языка, не были случайными.

    В 1907 году вышла книга стихов Сергея Городецкого «Ярь». Он очень интересовался этнографией, фольклором, тем, как существуют элементы русской архаики в сознании низших слоёв народа. Это издание приобрело большую известность в среде символистов.

    Например, Александр Блок считал его лучшей книгой времени и предсказывал, что она даст движение литературе. Примерно так же относился к Городецкому и Вячеслав Иванов. Но что случилось с Городецким? Он прожил долгую жизнь, издал множество книг, прошел целый ряд этапов в своем развитии (был народник, демократ, символист, акмеист рядом с Гумилевым и Мандельштамом), стал советским культуртрегером. Все, что он написал потом, не имело такого значения, как его первая книга.

    Хлебников, зная опыт Городецкого, пошел дальше. Он утверждал, что слово «самовито», то есть автономно, и не зависит впрямую от фабульно пересказываемого содержания. В самом слове уже есть ядро, и поэт как бы расщепляет это ядро. После этого стали говорить «слово как таковое», «театр как таковой», «кино как таковое» и так далее, то есть стали искать главный принцип, по которому работает то или иное искусство.

    «Поэзия, - говорил Хлебников, - это не совсем литература, это особое искусство словесного образа», ведь и музыка «как таковая», работает особой организацией звуковых тонов, тембров, ритмов. Мы не можем пересказать музыкальное содержание произведения. Мы можем выслушать автора, его интерпретаторов, но звуковой поток воспринимаем как гармоничный или дисгармоничный.

    Нечто подобное творит поэзия собственными средствами, причем Хлебников настаивал на том, что русская поэзия должна иметь свои особенности, а не повторять уроки европейской. Он выступал с позиций неославянофильства: за Баяна, против Верлена. Хлебников стал в большей мере русским, чем некоторые национально ориентированные поэты в круге символистов.

    Вячеслав Иванов говорил, что в творчестве есть две струи: аполлоническая (гармоническое искусство, где все элементы друг друга поддерживают и создают стройное содержание) и дионисийская (экстатическая, но очень мужественная). Дионисийское творчество очень опасно как раз в России, потому что у нас всегда происходит перехлестывание.

    В Петербурге на квартире у Иванова (знаменитый дом с башней) Хлебников познакомился с плеядой тогдашнего модернизма: Кузминым, Сологубом, будущим акмеистом Гумилевым. Вероятно, они увидели в нем (и не очень одобрили) вот это вот неистовое дионисийство.

    Хлебников ожидал от Иванова не простой реакции, а публикации (тогда создавался замечательный журнал «Аполлон» и творческая академия вокруг «башни» Иванова), но никто не сделал и шага к тому, чтобы Хлебникова напечатать. Это был для него серьезный удар.

    В то время он завел знакомство с Давидом Бурлюком - художником и поэтом, который «аполлоническое» начало не воспринимал, думал совершенно по-другому: дерзко, вызывающе, шел от импрессионизма через «дикий» фовизм к кубизму. Его очень заинтересовали мотивы творчества Хлебникова в части автономности, чистого слова. Ему нравились хлебниковские «Смехачи», вся раёшная неприглаженность провинциала.

    Об отношениях между Хлебниковым и Маяковским

    В 1910 году в Петербурге вышло два альманаха: «Студия импрессионистов» и «Садок судей» (второе название придумал Хлебников), в этих сборниках впервые появились его тексты. В самом конце 1912 года состоялась творческая встреча Хлебникова с Маяковским. Московский альманах «Пощечина общественному вкусу» носил манифестальный характер: сбросить с парохода современности Пушкина, других прославленных классиков и знаменитых современников. Всего в нем было семь авторов, но больше половины издания составляли тексты Хлебникова (Маяковский там присутствовал двумя своими первыми стихотворениями). Хлебников хотел издать свое творчество самостоятельно под названием «Пощечина общественному мнению», но для этого нужно было иметь средства и издательскую энергию. Все это было у Бурлюка.

    Вначале Маяковский Хлебникова как бы не замечал, для него был более значим Бурлюк, «отец российского футуризма», как он сам себя называл. Он объединял людей, он нашел Хлебникова, он первый стал собирать его рукописи, а в 1910 году представил все то, что отвергли символисты, на художественной выставке. Бурлюк первый услышал Маяковского и сказал: «Ты гений. Вот тебе 50 копеек в день, и пиши стихи». При этом не стоит думать, что у них были сладостные отношения - у каждого были свои жизненные пути.

    И все же эту группу стали называть футуристами, хотя в сборнике «Пощечина общественному вкусу» этого термина еще не было. Это слово приклеилось к кубизму несколько позже, в 1913 году.

    В России футуризм мог называться по-другому

    «Футуризм» - это манифест, который в 1908 году написал итальянский поэт Маринетти. По Маринетти его родина Италия превратилась не то в музей, не то в кладбище - приезжают сотни тысяч туристов, и видят они только памятники. «А ведь мы живая страна, живой народ, у нас развиваются новые города, у нас развивается промышленность, заводы, бегают автомобили, летают самолеты - и это все должно отражаться в искусстве, должно быть искусство "завтрашнего дня", будущего», - писал он.

    Отсюда понимание искусства будущего как футуризма, искусства урбанистического и динамического. С таким пониманием русские новаторы (будущники) Бурлюк, Маяковский, Крученых и другие согласились. В общем, это название было принято: футуризм так футуризм.

    Хлебников против футуризма

    Не принял это название только один участник сборника - сам Хлебников. Он был убежден, что в русской поэзии не должно быть иностранного корнесловия, в том числе и латинского. Трудно сказать, хорошо или плохо такое самоограничение, поскольку в любом языке есть иностранные слова. Самое главное заключается в том, что он пользовался только русским (или, по крайней мере, славянским) корнесловием.

    Конечно, речь идет не о желании Хлебникова создать новый русский язык, это совершенно нелепо. Язык создает народ в процессе истории, и он это прекрасно понимал. Речь идет о поэтическом языке, ведь искусство представляет собой совершенно определенную структуру и живет по своим законам. Путать язык общей информативности (даже язык газеты или литературный) с языком поэзии нельзя.

    Итак, Хлебников не принял слово «футуризм», он предложил термин «будетлянин», но не потому, что это была калька с уже готового слова «футурист», а потому что он сам думал о будущем искусства, когда начинал свою работу. По Хлебникову, «будизна» - некий участок будущего в этом современном мире, «Будиславль» - некий город будущего, «будь» - существительное, обозначающее то, что будет.

    Это были постепенные шаги к возникновению неологизма «будетлянин». Например, он придумал такое словосочетание - «будрое дитя». Это дитя (по модели «мудрое дитя»), мудрость которого в будущем. Словотворчество на базе славянского корнесловия стало определяющим принципом искусства Хлебникова.

    Без создания нового невозможно будущее

    Существует словарь неологизмов Хлебникова, не относящихся к словам общелитературного языка. Все его неологизмы имеют характер, как говорят филологи, окказиональный, то есть употребляются при случае и только в данном художественном тексте имеют свое значение.

    Когда Маяковский в 1922 году писал свой некролог на смерть Хлебникова, то привел в пример один из очень известных фрагментов: «Крылышкуя золотописьмом тончайших жил / Кузнечик в кузов пузо уложил / Прибрежных много трав и вер / "Пинь-пинь-пинь!" / Тарарахнул зинзивер».

    «Крылышкуя» - это неологизм, деепричастие от существительного «крыло» или «крылышко». Тут есть и «зинзивер», диалектное слово, которое нужно искать в областных словарях. «Вера» не как отвлеченное понятие, а как растение. И тут же такое довольно грубоватое слово «пузо».

    У Хлебникова всегда сочетаются разные слова, но в какой-то определенной ситуации ему нужен неологизм - и вот он создает это «крылышкуя», которое очень многих пленило. Это слово существует в одном стихотворении, его нет в практическом языке повседневного общения.

    Или например: «Жарбог! Жарбог! / Я в тебя грезитвой мечу / Дола славный стаедей / О, пошли ты мне навстречу / Стаю вольных жарирей». В русской мифологии нет Жар-бога, но, вероятно, есть косвенная связь со сборником Городецкого «Ярь». Жар-бог - это солнечный бог, можно сказать, Ярило. Для Хлебникова важно обновить понятие, дающее представление об архаике в сегодняшнем мире.

    И вот он к этому богу обращается с «грезитвой». Что это? Молитва! Но в виде поэтической грезы - опять же, неологизм. «Дола славный стаедей» - организующий какие-то стаи, где-то там. «Пошли» - кого пошли? «Стаю вольных жарирей». Если есть Жар-птица, то жарири - это посланцы Жар-бога, и если мы знаем такую модель как «сизари», то «стая вольных жарирей» - это стая сказочных птиц.

    Мы не обязаны буквально понимать, что здесь имеется в виду, но эмоционально создается картина, в которой можно найти музыкальные параллели (например, «славянские» и «скифские» композиции Стравинского или Прокофьева). Хлебников создает нечто древнее, архаическое, но вместе с тем - современную поэзию, какой она должна развиваться.

    У него были разные поэтические способы, например есть стихотворение: «Это шествуют творяне, / Заменившие "д" на "т"». Ясно, что существуют дворяне как социальный слой, но он хочет заменить «дворян» на «творян» - тех, кто создаст новое искусство.

    Он знает, что делает это определенным, рациональным образом, меняя «д» на «т», звонкую на глухую, то есть он обращается к звуковому составу и начинает его изучать. Хлебников говорит не только о том, что каждое слово должно быть независимо, «самовито», но и каждая буква (хотя в данном случае мы имеем в виду, конечно, звук). Он пытается работать на понимании смыслового различия звуков русского языка - между прочим, не в каждом языке есть смыслоразличительное противостояние твердых и мягких согласных.

    «И я свирел в свою свирель, / И мир хотел в свою хотель». «Свирел» - сказуемое, глагол, а «свирель» - существительное, это музыкальный инструмент. Поэтому «хотель» - это что-то тоже такое, существующее по модели «свирель» - музыкальный ли это инструмент или это способ мысли? Это проникновение в какой-то мир, но по модели, в принципе существующей в русском языке. Это можно расширять, увеличивать, изменять, и в этом состоит работа поэта. В самой морфологии языка есть потенциальные пласты образности.

    Вот еще его находка: смысл корней заключается в согласных. Между согласными существуют гласные, меняющие как бы внутреннее склонение слова. Он приводит несколько таких пар: «бог - бег». Бог - это тот, кто может грозить, а бег - это способ уйти от этого наказания. Есть «Лес - лыс» и другие лексические пары и ряды.

    Конечно, ученый-филолог к этому относится со скептицизмом, понимая, что тут нет никакой научной этимологии, но это этимология поэтическая, в ней есть способ расширения возможностей разных слов, имеющих, вероятно, какую-то связь. При их взаимодействии и возникает новый смысл.

    Свобода обращения со словом и была главным моментом, благодаря которому Хлебников приобрел известность как вождь свободной русской поэзии. Каждый из поэтов (от Маяковского и Асеева, через Кирсанова - к Слуцкому и Вознесенскому), кто воспринял его идею языкотворчества, по-своему использовал эти приемы и расширил границы поэзии.

    мая 07 2010

    Появление русского футуризма нельзя связывать только с кризисом в социальной и культурной сферах, который разразился в России накануне первой мировой , или бунтом группы молодых поэтов против буржуазного общества и его морали; тем более нельзя переоценивать заслуги итальянского футуризма, сообщения о котором доходили до петербургских литературных салонов с большим опозданием. Русский футуризм возник как антагонист символизма, как отрицатель всей эстетической системы символистской школы. Один из создателей футуризма - Велимир Хлебников - начинал как подражатель символистов, увлекался их поэзией, был знаком с акмеистами. Разминуться и с теми и с другими заставили принципы, которые он исповедовал, устремление в будущее на основе русской национальной культуры, замешанной на языческой славянской мифологии. Ему были чужды эстетская замкнутость и книжность символистов, а чеканному формальному мастерству акмеистов он предпочитал свободное, не скованное канонами поэтическое начало.

    Не случайно , вспоминал Д. , для тех и других он всегда оставался непонятым. Когда в «Башне» - квартире Вяч. Иванова - Хлебников читал свои произведения, они вызывали у его эстетствующих слушателей в лучшем случае недоумение. «Гений Хлебников читал свои стихи в 1906-7-8 году в Петербурге Кузмину, Городецкому, Вяч. Иванову и другим, но никто из этих литераторов не шевельнул пальцем,- негодовал Д. Бурлюк,- чтобы отпечатать хотя бы одну строчку этих откровений слова». Не везло с публикациями и другим молодым поэтам, которые вскоре объединились под знаменами ф}туризма. В 1910 году Хлебников сблизился с молодыми литераторами и художниками, организовавшими футуристическую выставку «Треугольник». Во время работы выставки был решен вопрос об издании поэтического сб эрника, название которого - «Садок судей» - придумал Хлебников. Печатали сборник на обоях. Оформили его рисунками. «Вскоре после его выхода,- вспоминал М. Матюшин,- Д. и Н. Бурлюки в одну из сред отправились на «Башню» к Вяч. Иванову, где собирались писатели, и рассовали штук тридцать по карманам пальто. Так вышел в свет «Садок судей». Вот так звучит знаменитое «экспериментальное» В. Хлебникова «Заклятие смехом», написанное на изобретенном им «звездном» языке и вошедшее в сборник «О, рассмейтесь, смехачи».

    • О, засмейтесь, смехачи
    • Что смаются смехами, что смеянствуют смеяльно,
    • О, засмейтесь усмеяльно!
    • О, рассмешищ надсмеяльных - смех усмейных смехач
    • О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
    • Смейев, смейево,
    • Усмей, осмей, смешики, смешики,
    • Смеюнчики, смеюнчики.
    • О, рассмейтесь, смехачи!
    • О, засмейтесь, смехачи!

    «Садок судей», несмотря на эпатирующий вид и способ распространения, не выдвигал пока еще никаких программных установок, а его участники (В. Хлебников, Е. Гуро, Д. и Н. Бурлюки, В. Каменский и др.) не называли себя футуристами. Футуристы заявили о себе во всеуслышание в декабре 1912 года, когда был опубликован сборник «Пощечина общественному вкусу», ставший манифестом футуристов. Направлен он был, главным образом, против символистов Наряду с призывом «бросить» классиков с «Парохода современности» «Пощечина общественному вкусу» осуждала «парфюмерный блуд », а в числе литераторов, которым «нужна линь дача на реке», называла , Сологуба, Кузмина и Ремизова. В последующем манифесте футуристов - «Рыкающий Парнас» - досталось и мэтру символистов Брюсову, в «своре адамов с проборами» (акмеистам), и их теоретикам Гумилеву и Городецкому.

    Футуристы считали себя революционерами в искусств:, непримиримыми противниками буржуазного общества, его морали и эстетики. Особенно агрессивен футуризм стал с появлением талантливого лидера - В. , одного из авторов листовки-манифеста с известным уже в литературных кругах названием «Пощечина общественному вкусу». Листовка была выпущена в свет в 1913 году. Она в общих чертах повторяла мысли своего предшественника-манифеста: «Читающим наше Ноше Первое Неожиданное. Только мы лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.

    Манифест футуристов вызвал негодование в общественных кругах. «Все сломать, все уничтожить, разрушить,- писал К. Чуковский,- и самому погибнуть под осколками - такова его, ‘по-видимому, миссия». Футуристические поэтические сборники, публичные выступления поэтов-футуристов встречали враждебные выпады и глумливые замечания. неистовствовала. «Общественный вкус требует смысла в словах. Бей его по морде бессмыслицей! Общественный вкус требует знаков препинания. Надо его, значит, ударить отсутствием знаков препинания,- саркастически восклицал Д. Заславский.- Очень просто. Шиворот-навыворот - вот и все». Похвалил футуристов, пожалуй, только М. Горький, написав: «… они молоды, у них нет застоя, они хотят нового свежего слова - это достоинство несомненное».

    Со временем среди огульной критики, обрушившейся на футуристов, стали появляться трезвые оценки. Признавали своеобразный талант Хлебникова, Маяковского и Каменского. Высоко отзывались о поэзии Хлебникова А. Блок, О. , Вяч. Иванов, Р. Иванов-Разумник.

    Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Футуризм в литературе. В. Хлебников, В. Маяковский, Бурлюки, В. Каменский . Литературные сочинения!

    Я думал о России, которая сменой тундр, тайги, степей
    Похожа на один божественно звучащий стих.
    В. Хлебников​

    — русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда. Входил в число основоположников русского футуризма; реформатор поэтического языка, экспериментатор в области словотворчества и зауми, «председатель земного шара». Высшую оценку Хлебникову дал знавший его лично Роман Якобсон: «Был он, коротко говоря, наибольшим мировым поэтом двадцатоговека…»

    Виктор Владимирович Хлебников родился 28 октября (9 ноября) 1885 года в главной ставке Малодербетовского улуса Астраханской губернии (ныне село Малые Дербеты, Калмыкия). Отец — Владимир Алексеевич Хлебников — естественник-орнитолог, мать — Екатерина Николаевна Хлебникова (урождённая Вербицкая), историк по образованию. Виктор был третьим ребёнком в семье (позже у его родителей родилось ещё двое детей, одна из которых — художница Вера Хлебникова).

    Начало ХХ века дало русской культуре целую плеяду замечательных поэтов, таких, как Анна Ахматова, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Гумилев, Осип Мандельштам и др. Особое место среди них занимает Велимир Хлебников (Велимир — южнославянское имя, которое Виктор Владимирович Хлебников взял в качестве псевдонима). Он прожил неполных 37 лет (даты его жизни 1885 ― 1922), он очень мало печатался, он не занимал никаких должностей, не имел наград и званий, однако его влияние на развитие русской литературы в ХХ веке трудно переоценить. Споры о нем не утихают до сих пор.

    Уже в ранних произведениях Хлебникова проявилась его грандиозная работа со словом. В его стихах плывут «облакини», летают «времири» и шуршат «времыши»-камыши. Но не только это удивляло и удивляет читателя в произведениях Хлебникова. Он использует необычные рифмы, в том числе каламбурные, которые ранее считались уместными только в юмористической поэзии.

    В одном, даже небольшом, стихотворении Хлебников может использовать разные стихотворные размеры. Он называл это «пляской размеров» и делал вполне осознанно. Многие его стихотворения написаны верлибром, или свободным стихом. Он использует и такие экзотические приемы, как палиндром, т.е. строки или тексты, которые читаются одинаково слева направо и справа налево. Хлебников называл палиндром «перевертень». Так написана его поэма «Разин» (1920) ― уникальный случай в литературе.

    Поэт создает новый жанр «сверхповести». «Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый со своим особым богом, особой верой и особым уставом», ― пишет он в предисловии к сверхповести «Зангези» (1922). Хлебников вводит в поэзию, в литературу такой материал, который, казалось бы, для этого совсем не предназначен. В «Зангези» есть фрагменты, написанные целиком на «заумном языке», есть математические уравнения и формулы, таблицы. Все это расширяет пределы литературы (одна из статей Хлебникова так и называется: «О расширении пределов русской словесности»).

    Одно из самых загадочных его произведений называется «Доски судьбы». Это произведение находится на пересечении поэзии, языкознания, истории, математики и философии. Причем все составляющие органично сосуществуют в едином тексте. Поэт говорит о том, что в нашем мире все подчиняется определенным числовым закономерностям, надо только найти их, и жизнь человечества изменится, причем, по глубокому убеждению Хлебникова, изменится в лучшую сторону.

    Несмотря на то, что Хлебников прожил всего 37 лет, все события ХХ века, изменившие историю России, прошли через его жизнь. Это русско-японская война, революция 1905 года, Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, гражданская война. Хотя многие называли Хлебникова человеком не от мира сего, юродивым, а то и просто сумасшедшим, сейчас, по прошествии почти ста лет, можно с уверенностью сказать, что во многих случаях он был гораздо более прозорливым, чем многие его современники. Интересно, что он всякий раз оказывался в самой гуще событий, как мы бы сейчас сказали, в «горячих точках», и это не было случайностью.

    дом в Астрахани
    В 1905 году он ― студент Казанского университета. За участие в студенческой демонстрации был арестован и месяц просидел в тюрьме. В годы Первой мировой Хлебников был призван в армию рядовым (это называлось «ратник второго разряда»). К Октябрьским событиям он оказывается в Петрограде, затем наблюдает развитие революции в Москве. Во время Гражданской войны Хлебников колесит по всей России и Украине, скрывается от мобилизации в Добровольческую армию Деникина, принимает участие в помощи голодающим Поволжья. Затем он наблюдает становление советской власти в Азербайджане, участвует в Гилянском походе Красной армии в Персию. В 1922 году он возвращается в Москву, где царит НЭП, и, наконец, отправляется в глухую деревню Новгородской области, где в отсутствие хорошей медицинской помощи через месяц умирает.

    Сидят: В.В. Хлебников, Г.Л. Кузьмин, С.Д. Долинский
    Стоят: Н.Д. Бурлюк, Д.Д. Бурлюк, В.В. Маяковский Фотография поступила в музей 9 сентября 1937 г. от С.Д. Долинского

    Все эти события так или иначе отразились в его творчестве. При этом многие его высказывания удивительно прозорливы. Так, еще в 1912 году дважды в печати он заявил, что в 1917 году следует ждать падения государства. О себе он говорил: «Люди моей задачи умирают в 37 лет», имея в виду судьбу Рафаэля, Байрона, Пушкина, Моцарта.

    В 1920 году поэму-утопию «Ладомир» Хлебников начал следующими словами: «И замки мирового торга, / Где бедности сияют цепи, / С лицом злорадства и восторга / Ты обратишь однажды в пепел». В 2001 году, когда в Нью-Йорке террористами были разрушены башни Всемирного торгового центра, эти слова Хлебникова вспоминались особенно часто.

    В произведении «Лебедия будущего» (1918) он довольно точно описывает Интернет и Живой журнал под именем «тенекниг», где появляются «новинки Земного Шара, дела Соединенных Станов Азии, этого великого союза трудовых общин, стихи, внезапное вдохновение своих членов, научные новинки, извещения родных своих родственников, приказы советов. Некоторые, вдохновленные надписями тенекниг, удалялись на время, записывали свое вдохновение, и через полчаса, брошенное световым стеклом, оно, теневыми глаголами, показывалось на стене».

    Друзья называли В. Хлебникова «Королем времени», сам же он предпочитал должность «Председателя Земного Шара». По его замыслу, общество Председателей Земного Шара должно управлять всеми делами на нашей планете. И хотя в действительности до этого еще очень далеко, к произведениям Хлебникова все чаще обращаются и историки, и математики, и философы, да и все любители поэзии.
    Осип Мандельштам сказал о Хлебникове: «Каждая его строчка ― начало новой поэмы. Через каждые десять стихов афористическое изречение, ищущее камня или медной доски, на которой оно могло бы успокоиться. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень».

    В этой подборке мы постарались представить наиболее совершенные стихотворения Хлебникова, причем такие, где в минимальной степени проявились эксперименты со словом. Надеемся, что заинтересованные читатели продолжат свое знакомство с творчеством великого русского поэта, прочитают и полюбят в том числе и новаторские его произведения.
    .

    ***​
    Там, где жили свиристели,
    Где качались тихо ели,
    Пролетели, улетели
    Стая легких времирей.
    Где шумели тихо ели,
    Где поюны крик пропели,
    Пролетели, улетели
    Стая легких времирей.
    В беспорядке диком теней,
    Где, как морок старых дней,
    Закружились, зазвенели
    Стая легких времирей.
    Стая легких времирей!
    Ты поюнна и вабна,
    Душу ты пьянишь, как струны,
    В сердце входишь, как волна!
    Ну же, звонкие поюны,
    Славу легких времирей!

    Вабный — манящий, привлекательный (устар.). В сочетании с неологизмом поюнна создается особое поэтическое напряжение. Времирь — слово, придуманное Хлебниковым, оно получено сложением слов время и снегирь. Как выглядит эта птица, каждый может домыслить сам.

    Я не знаю, Земля кружится или нет,
    Это зависит, уложится ли в строчку слово.
    Я не знаю, были ли моей бабушкой и дедом
    Обезьяны, так как я не знаю, хочется ли мне сладкого или кислого.
    Но я знаю, что я хочу кипеть и хочу, чтобы Солнце
    И жилу моей руки соединила общая дрожь.
    Но я хочу, чтобы луч звезды целовал луч моего глаза,
    Как олень оленя (о их прекрасные глаза!).
    Но я хочу, чтобы, когда я трепещу, общий трепет приобщился вселенной.
    И я хочу верить, что есть что-то, что остается,
    Когда косу любимой девушки заменить, например, временем.
    Я хочу вынести за скобки общего множителя, соединяющего меня,
    Солнце, небо, жемчужную пыль.

    У колодца расколоться
    Так хотела бы вода,
    Чтоб в болотце с позолотцей
    Отразились повода.
    Мчась, как узкая змея,
    Так хотела бы струя,
    Так хотела бы водица
    Убегать и расходиться,
    Чтоб, ценой работы добыты,
    Зеленее стали чёботы,
    Черноглазые, ея.
    Шепот, ропот, неги стон,
    Краска темная стыда.
    Окна, избы с трех сторон,
    Воют сытые стада.
    В коромысле есть цветочек,
    А на речке синей челн.
    «На, возьми другой платочек,
    Кошелек мой туго полн». —
    «Кто он, кто он, что он хочет?
    Руки дики и грубы!
    Надо мною ли хохочет
    Близко тятькиной избы?
    Или? Или я отвечу
    Чернооку молодцу,
    О, сомнений быстрых вече,
    Что пожалуюсь отцу?
    Ах, юдоль моя гореть!»
    Но зачем устами ищем
    Пыль, гонимую кладбищем,
    Знойным пламенем стереть?

    И в этот миг к пределам горшим
    Летел я, сумрачный, как коршун.
    Воззреньем старческим глядя на вид земных шумих,
    Тогда в тот миг увидел их.

    Слоны бились бивнями так,
    Что казались белым камнем
    Под рукой художника.
    Олени заплетались рогами так,
    Что, казалось, их соединял старинный брак
    С взаимными увлечениями и взаимной неверностью.
    Реки вливались в море так,
    Что казалось: рука одного душит шею другого.

    Мне мало надо!
    Краюшку хлеба
    И каплю молока.
    Да это небо,
    Да эти облака!
    ***​
    Когда над полем зеленеет
    Стеклянный вечер, след зари,
    И небо, бледное вдали,
    Вблизи задумчиво синеет,
    Когда широкая зола
    Угасшего кострища
    Над входом в звездное кладбище
    Огня ворота возвела,
    Тогда на белую свечу,
    Мчась по текучему лучу,
    Летит без воли мотылек.
    Он грудью пламени коснется,
    В волне огнистой окунется,
    Гляди, гляди, и мертвый лег.

    Ночь, полная созвездий.
    Какой судьбы, каких известий
    Ты широко сияешь, книга?
    Свободы или ига?
    Какой прочесть мне должно жребий
    На полночью широком небе?

    Сегодня снова я пойду
    Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
    И войско песен поведу
    С прибоем рынка в поединок!

    Годы, люди и народы
    Убегают навсегда,
    Как текучая вода.
    В гибком зеркале природы
    Звезды — невод, рыбы — мы,
    Боги — призраки у тьмы.

    Стихотворение перекликается с последним произведением Г.Р. Державина «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…». Читатели без труда смогут найти здесь и христианские символы.

    Свобода приходит нагая,
    Бросая на сердце цветы,
    И мы, с нею в ногу шагая,
    Беседуем с небом на «ты».
    Мы, воины, строго ударим
    Рукой по суровым щитам:
    Да будет народ государем,
    Всегда, навсегда, здесь и там!
    Пусть девы споют у оконца,
    Меж песен о древнем походе,
    О верноподданном Солнца —
    Самодержавном народе.

    Это стихотворение является откликом на Февральскую революцию 1917 г. В первых строках можно увидеть отсылку к картине Э. Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах»). В строке Мы, воины, строго ударим… — отсылка к стихотворению А. Блока «О, весна без конца и без краю…».
    ***​

    Весны пословицы и скороговорки
    По книгам зимним проползли.
    Глазами синими увидел зоркий
    Записки стыдесной земли.

    Сквозь полет золотистого мячика
    Прямо в сеть тополевых тенет
    В эти дни золотая мать-мачеха
    Золотой черепашкой ползет.

    Стихотворение замечательно тем, что этот мирный пейзаж Хлебников создает в 1919 г. в голодном Харькове, раздираемом гражданской войной.

    Точит деревья и тихо течет
    В синих рябинах вода.
    Ветер бросает нечет и чет,
    Тихо стоят невода.
    В воздухе мглистом испарина,
    Где-то не знают кручины,
    Темный и смуглый выросли парень,
    Рядом дивчина.
    И только шум ночной осоки,
    И только дрожь речного злака,
    И кто-то бледный и высокий
    Стоит, с дубровой одинаков.

    ИРАНСКАЯ ПЕСНЬ

    Как по берегу Ирана,
    По его зеленым струям,
    По его глубоким сваям,
    Сладкой около воды
    Вышло двое чудаков
    На охоту судаков.
    Они целят рыбе в лоб,
    Стой, голубушка, стоп!
    Они ходят, приговаривают.
    Верю, память не соврет.
    Уху жарят и пожаривают.
    «Эх, не жизнь, а жестянка!»
    Ходит в небе самолет
    Братвой облака удалого.
    Что же скатерть-самобранка,
    Самолетова жена?
    Иль случайно запоздала,
    Иль в острог погружена?
    Верю сказке наперед:
    Прежде сказка — станет былью,
    Но когда дойдет черед,
    Мое мясо станет пылью.
    И когда знамена оптом
    Пронесет толпа, ликуя,
    Я проснуся, в землю втоптан,
    Пыльным черепом тоскуя.
    Или все мои права
    Брошу будущему в печку?
    Эй, черней, лугов трава!
    Каменей навеки, речка!

    Это автобиографическое стихотворение создано в 1921 г. В нем отражены впечатления поэта от путешествия в Персию, где его все принимали за дервиша, гуль-муллу («священник цветов» — так переводил это слово Хлебников).

    Тайной вечери глаз знает много Нева,
    Здесь спасителей кровь причастилась вчера
    С телом севера, камнем булыжника.
    В ней воспета любовь отпылавших страниц.
    Это пеплом любви так черны вечера
    И рабочих, и бледного книжника.
    Льется красным струя,
    Лишь зажжется трояк
    На усталых мостах.
    Трубы ветра грубы,
    А решетка садов стоит стражей судьбы.
    Тайной вечери глаз знает много Нева
    У чугунных коней, у широких камней
    Дворца Строганова.

    А это стихотворение — прогулка по Петербургу. Мы узнаем трояки (светильники) на Троицком мосту, решетку Летнего сада, чугунных коней на Аничковом мосту через Фонтанку, дворец Строганова на Мойке...

    НЕ ШАЛИТЬ!

    Эй, молодчики-купчики,
    Ветерок в голове!
    В пугачевском тулупчике
    Я иду по Москве!
    Не затем высока
    Воля правды у нас,
    В соболях-рысаках
    Чтоб катались, глумясь.
    Не затем у врага
    Кровь лилась по дешевке,
    Чтоб несли жемчуга
    Руки каждой торговки.
    Не зубами скрипеть
    Ночью долгою,
    Буду плыть, буду петь
    Доном-Волгою!
    Я пошлю вперед
    Вечеровые уструги.
    Кто со мною — в полет?
    А со мной — мои други!

    В стихотворении отразились впечатления Хлебникова от Москвы времен НЭПа. Туда поэт приехал после тяжелых, голодных лет, проведенных в скитаниях.

    Еще раз, еще раз!
    Я для вас звезда!
    Горе моряку, взявшему
    Неверный угол своей ладьи и звезды:
    Он разобьется о камни и подводные мели.
    Горе и вам,
    Взявшим
    Неверный угол сердца ко мне:
    Вы разобьетесь о камни!
    И камни будут надсмехаться
    Над вами, как вы надсмехались
    Надо мной!

    Памятник В. Хлебникову работы калмыцкого скульптора Степана Ботиева. Установлен на месте рождения поэта в селе Малые Дербеты (Калмыкия).

    Одно из последних стихотворений, написанных Хлебниковым в 1922 году, незадолго до смерти.

    Памятник поэту Велимиру Хлебникову на Новодевичьем кладбище, 8 уч. "Каменная баба" - курганная стела, привезённая из Средней Азии.

    Велимир Хлебников (на самом деле - Виктор Владимирович Хлебников) - один из самых «авангардных» поэтов эпохи «Серебряного века», яркий представитель футуризма. Скромно именовал себя «председателем земного шара», а название первого сборника кубофутуристов, в котором были изданы стихи Велимира Хлебникова, многое говорит само по себе - «Пощёчина общественному вкусу». Хлебников, со своим эпатажем, экспериментальными, порой почти безумными литературными приёмами - автор, напоминающий не то Маяковского, не то Хармса. Хотя, наверное, этого парадоксального поэта и не стоит ни с кем сравнивать.

    Увы, Велимир Хлебников прожил недолго - лишь 36 лет, скончавшись от тяжёлой болезни 28 июня 1922 года. Но успел он за столь короткий срок довольно многое. Велимир Хлебников стихи писал в совершенно своеобразной манере, применяя необычную лексику, выдумывая неологизмы, сознательно нарушая правила русского языка. И сегодня его необычные произведения вызывают большой интерес.

    Ранние годы, первые литературные опыты

    Родился поэт в глуши Астраханской губернии 28 октября (9 ноября по новому стилю) 1885 года. Отец Хлебникова был учёным, попечителем улуса (административная единица у калмыков). В семье родилось пятеро детей (сам поэт был третьим), одна из сестёр Хлебникова, Вера, стала позже известной художницей.

    Из-за работы отца семья часто переезжала. Образование Велимир Хлебников начал получать в Симбирске (нынешний Ульяновск), а продолжил уже в Казани, куда семья перебралась в 1898 году. Хлебников окончил гимназию, поступил в Казанский университет. В 1903 году он участвовал в студенческой демонстрации, после чего провёл месяц в заключении и вынужден был покинуть университет - но вернулся в него позже.

    Велимир Хлебников стихи писал, как минимум, с 1904 года - тогда он послал пьесу Максиму Горькому с целью публикации, но получил отказ. Интерес к учёбе и научной деятельности (поначалу поэт шёл по стопам отца, занимаясь орнитологией) у Хлебникова угасал, его увлекала только литература. В итоге, в 1908 году он перевёлся в Санкт-Петербургский Университет, и уехал в столицу - главным образом для того, чтобы заниматься поэзией.

    Футуризм, публикации, известность

    Хлебников сразу же с головой окунулся в богемную жизнь, начал вращаться в литературных кругах - преимущественно среди символистов. Особенно близко дружил с Вячеславом Ивановым, с которым познакомился ещё до переезда в Петербург. В 1908-1909 годах Велимир Хлебников писал не слишком много, зато завёл массу знакомств и взял себе псевдоним.

    Хлебников поначалу посещал собрания «Академии стиха» в квартире Иванова, позже сошёлся с братьями Бурлюками, с которыми они основали собственное небольшое поэтическое общество - «будетляне» (русский синоним «футуристов»). Выпущенный ими в 1910 сборник был воспринят неоднозначно - к примеру, Валерий Брюсов написал, что он «переполнен мальчишескими выходками дурного вкуса».

    В 1912 году «будетляне» влились в движение футуристов. Почти половину их знаменитого сборника «Пощёчина общественному вкусу» составили стихи Велимира Хлебникова. Многие резко критиковали книгу, но продавалась она прекрасно. Поэты своего добились - провокация сработала.

    Далее популярность Хлебникова только росла, он с 1913 начал издавать собственные сборники. Жил в разных городах, в годы Первой Мировой поначалу избегал мобилизации, но всё же на короткое время был призван в армию.

    Хлебников после революции

    После революции Хлебников, в целом, продолжал вести такую же жизнь, как и прежде - много путешествовал по стране, нигде надолго не задерживался, не ставил в жизни каких-то внятных целей. По этим причинам были упущены многие литературные возможности, не были опубликованы некоторые книги. Но поэта это мало заботило.

    Хлебников пытался предпринять путешествие в Персию с Красной армией, но продлилось оно недолго - столько же, сколько и весь поход Персармии, с 1920 по 1921. Вернувшись, снова скитался по России, подхватил лихорадку, и скончался в Новгородской губернии.

    Poembook, 2013
    Все права защищены.